Министерство Внутренней Цензуры, что между левым и правым ухом, отчаянно семафорило в том смысле, что шальные деньги – это, конечно, хорошо, и Мурин-Альбинский – личность не сказать, чтоб смутная и совсем уж незнакомая – вон у замдиректора Шалевич на каком счету, а уж она небось из придирчивых! Но все же… Но все же… Не лучше ли отказаться, сославшись на крайнюю занятость? И убраться отсюда подобру-поздорову – «рубилово-точка-ру» ждет не дождется своего героя, да и чем там закончилось с зомби-колдырями у героя культовой франшизы «Агрономикон» – совершенно необходимо узнать поскорее!

– Я не прочь прокатиться, – сказал Сева неожиданно для самого себя. – Никаких особых планов нет.

Мурин щелкнул пальцами, подзывая официантку.

– Тут и ехать совсем недалеко, – добавил он, подхватывая с диванчика свое пижонское пальто. – Водила ждет в переулке. Давай, Сев, допивай, и погнали!

10

Молчаливый водитель, комплекцией немного схожий с платяным шкафом, распахнул перед Севой дверь представительского «Бентли».

Затем обошел машину и проделал то же самое для собаки Мурина-Альбинского. Та, вильнув черным хвостом, устроилась по соседству с Севой.

Они ехали минут пятнадцать, светофоры, улицы и переулки сменялись за окном с такой частотой, что Сева оставил попытки хотя бы примерно представить, в какой район Москвы его везут.

Спрашивать у Мурина, благоухающего «Эгоистом» по соседству, как-то не хотелось.

«Еще решит, что у меня приступ паранойи. Хотя… так оно и есть!»

Наконец, «Бентли» притормозил перед шлагбаумом, за которым обнаружилось массивное здание, ярко блистающее стеклами широких панорамных окон, водруженное на длинный ряд титанических бетонных опор, по виду – один из многочисленных НИИ советской поры, какой-нибудь безымянный «почтовый ящик».

Сопровождаемый Муриным и его собакой, Сева миновал прозрачные двери. Кивнув скучающим на ресепшене охранникам, Мурин приложил к панели магнитный пропуск, отвел турникет и широким хозяйским жестом предложил следовать за ним.

Они миновали длинный коридор, вошли в лифт весьма футуристического вида. Лифт поднимался долго и величественно. На электронном табло, венчавшем панель с кнопками, неспешно сменялись цифры. На «шестерке» раздался мелодичный звон, и двери плавно разъехались в стороны.

Перед Севой открылся широкий холл подковой, покрытый мягким ковролином, с полудесятком дверей красного дерева – совершенно гладких, без ручек, но зато с магнитными панелями для пропусков. Двери чередовались с низкими диванами, с развешанными по стенам гравюрами на черных паспарту и стальными пепельницами, которые выглядели так, что казались побочными детьми космической гонки. На гравюрах изображалось что-то средневеково-рыцарское.

В самом названии организации «Стражи Поднебесья», несмотря на восторженные придыхания замдиректора Шалевич и представительность муринского транспорта, Севе померещилось сначала нечто эзотерически-любительское, прекраснодушное подвижничество с легкой ноткой фанатизма. В глубине души, он скорее ожидал увидеть захламленный полуподвал, эдакий филиал магазина «Путь к себе», пропахший ароматическими палочками, мебель в котором заменяют стопки пестрых брошюр с каким-нибудь Ганешей на обложке, где портрет Кастанеды соседствует с основательно прокопченным бонгом.

Но муринский офис начисто опровергал эту первую ассоциацию, красноречиво говоря о том, что владелец его занимается вовсе не глупостями, а делом серьезным, основательным и, судя по всему, очень доходным.

Из полумрака выплыла стройная девушка, чья азиатская внешность подчеркивалась заколками-спицами и офисным вариантом платья-ципао. Препоручив Севу заботам секретарши, Мурин сообщил, что должен сделать пару безотлагательных звонков и покормить Зидду (кивок в сторону смирно усевшейся на ковролине возле лифта черной зверюги), попросил чувствовать себя как дома и не скучать.