– Ты что-нибудь ищешь?
– Безвестности, – ответила она, не отрывая от меня глаз.
Продолжая рассматривать меня, Томми шагнула вперед по вытертому ковру. На пальцах ее босых ног блестел свежий ярко-красный лак. Еще шаг. Она остановилась в нескольких дюймах от меня, взяла за руки и мягко потянула. Это не было настоящим объятием – она как будто просила «встретить ее на полпути»[15]. Руки и спина у нее были сильными, но маленькая, почти девичья грудь показалась мне неестественной и по-голливудски твердой. Несколько минут мы стояли неподвижно. Томми по-прежнему полуобнимала меня, но какое-то время спустя силы ее иссякли. Прошло еще какое-то время, и я осознал, что теперь уже не она обнимает меня, а я поддерживаю ее, не позволяя упасть.
В тот день, когда она уехала – а это было почти девять лет назад, – шел дождь, и Томми ворвалась в эту комнату под крышей амбара промокшая, с посиневшими то ли от холода, то ли от страха губами. С ее волос капало, с одежды текло. За плечами у нее был небольшой рюкзачок с теми немногими вещами, которые она сумела забрать из своей квартиры, а на лице запеклась кровь. Разбудив меня, она с силой прижалась губами к моим губам. Ее кровь показалась мне горькой на вкус, распухший подбородок был неестественно горячим. Призывая меня к молчанию, Томми коснулась моих губ кончиками пальцев и прошептала:
«Не забудь: однажды я была счастлива. Здесь… С тобой. Я была!..» – Она проглотила готовые пролиться слезы, вытерла лицо рукавом и прищурилась. В одно мгновение ее взгляд стал твердым и пристальным.
«Запомни еще одну вещь, Чейз… Не верь лжи. Она никогда не заменит правду. – Томми откинула голову назад, продемонстрировав несколько параллельных кровоподтеков у себя на шее. – Никогда!.. – Кровь хлынула у нее из носа и закапала с подбородка. – Обещай мне!..»
Я поднял руку, чтобы вытереть кровь, но Томми только отмахнулась. – «Обещай!»
Я кивнул.
Еще один поцелуй – и она снова исчезла, словно растворившись в потоках дождя. Какое-то время я еще различал в дождливом сумраке задние огни ее «Шевроле», похожие на два багровых глаза, потом и они пропали за пеленой падающей с неба воды.
Ее сегодняшнее объятие выдало Томми с головой, как и то, давнишнее.
Она легко поцеловала меня в уголок губ, и я почувствовал, как половинки моего сердца рухнули в океан. Формально Томми считалась моей двоюродной сестрой, но поскольку я был приемным ребенком, родственниками мы были только на бумаге. Кузен, кузина – все эти ярлычки не имели для нас никакого практического значения.
Подавшись вперед, я тоже прижался губами к ее губам. И Томми почти ответила, но тут же отстранилась и, взяв себя в руки, лишь легко провела кончиками пальцев по моим губам. Когда-то она умела разговаривать без слов, с помощью жестов и движений, но теперь забыла этот язык. Уверенная в себе, прямолинейная, отчасти даже резковатая девушка-подросток, которую я когда-то знал, исчезла, уступив место спокойной и сдержанной женщине.
Я открыл холодильник, достал бутылку молока и сделал несколько глотков прямо из горлышка.
– Дома была?
Томми огляделась по сторонам, потом скрестила руки на груди.
– Я уже дома.
Я протянул ей молочную бутылку. Она налила немного молока в стакан, потом вернула бутылку мне. Я смотрел, как Томми маленькими глотками цедит холодное молоко. Ее кожа была похожа на грубую серую стеклоткань, натянутую на искореженный деревянный каркас. Впрочем, несмотря на худобу, фигура у нее оставалась спортивной, словно она питалась только здоровой пищей, регулярно занималась йогой и пилатесом и не брезговала услугами пластических хирургов.