Осанке.

Она была такой, какой… какой должна была быть. И эта удивительная мысль заставила Гражину рассмеяться.

Именно!

Она остановилась, но лишь затем, чтобы содрать такую неудобную рубаху. И вовсе одежда показалась не просто лишней, она была оковами, что мешали раскрыться сути…

…музыка вдруг прекратилась.

И Гражина зашипела от злости. Рано!

Она топнула ногой и…

– Не спеши, прекраснейшая, – раздался тихий голос. – И не кричи. Не стоит. Я от нашего общего друга…

Сперва ей показалось, что голос этот, как и музыка, примерещились. Нет никого в комнате. И быть не может… забор, сад и пара собак презлющих, которых в этот сад выпускали, потому как маменька очень уж ворья боялась. Да и комната ее на втором этаже, попробуй-ка заберись по гладкой стене. Тут тебе ни плюща, ни винограду, ни простынь, которые приличная узница сама скинула бы спасителю…

– Я здесь, – тьма, собравшаяся в углу комнаты, аккурат под картинами рукодельными, вышитыми Гражиной в минуты меланхолии, расступилась, выпуская человека в маске.

Маска была знакома.

Человек – нет.

– А… где… – Гражина сглотнула, не зная, как спросить.

– Он больше не придет.

Тень поняла распрекрасно.

Не придет? И гнев вновь вспыхнул да так, что Гражине показалось на секунду, будто ее саму охватило пламя. И пламя это сейчас испепелит…

– Спокойно, – ночной гость оказался вдруг рядом и ледяные пальцы его впились в плечи Гражины Остудили. И вытянули ярость. – А ты к нему и вправду успела привязаться, глупая девочка…

– Я не…

– Ты девочка. И глупая.

А она вдруг вспомнила, что стоит перед этим человеком совершенно нагая…

– В наготе нет дурного, – он что, мысли ее читает? И все же Гражина приняла поданное им одеяло, торопливо закрутилась и только затем повернулась к гостю.

– Кто ты?

– Друг.

Она не столь наивна…

– Нет никакого тайного общества… – он сел в кресло, в то, в котором любила сиживать сама Гражина, с книгою ли, с рукоделием. Руки гость сцепил на груди. Качнулся. Запрокинул голову, выставивши на обозрение худющую белесую шею. – Хельм не нуждается в этаких… глупых игрищах.

– Нет?

…но как же… те случайные встречи… знаки… и подслушанный разговор… теперь Гражине самой стало смешно: неужто такие от разговоры стали бы вести открыто?

– Вижу, ты поняла… мне было интересно, чего ты стоишь.

– Кто вы?

Сложно вести себя правильно, будучи облаченной лишь в пуховое одеяло. Матушка бы не одобрила… какое счастье, что сон ее по обыкновению крепок.

– Я же сказал. Друг. А вот ты не задумывалась над тем, кто ты?

– Кто я?

– Колдовка.

Что? Она, Гражина… нет, быть того не может… про колдовок писали в газетах… и еще в романах, правда, там они были злодейками, коварными, прекрасными и обольстительными, а Гражина… какое в ней коварство? Не говоря уже о красоте.

– Ты себя недооцениваешь, девочка.

– Но как… и откуда…

…ее отец был простым человеком. И мать… и… и ведь колдовками не становятся по желанию, да и желания, говоря по правде, у Гражины не имелось.

– Твоя любезная матушка, надо полагать, не рассказывала тебе о своей семье?

– Н-нет… она… она сирота…

– Она так решила. На самом деле у нее две тетушки… и обе с даром. А вот твою матушку боги обделили. Она весьма переживала по этому поводу… поверь, ее никто не обижал, но она предпочла уйти из дому. Забыть о родстве… это нехорошо, но мы приняли ее выбор.

– Вы?

– Семья. Твоя, девочка, семья.

Ее семья – это матушка. И старая нянька, которая теперь редко поднимается на второй этаж, предпочитая теплую сытную кухню.

А он, ночной гость…

– Не спеши отказываться, – он раскачивался в ее кресле. – Видишь ли, дорогая, твоя бабушка… твои бабушки… в нашей семье обычно рождаются девочки, я так, исключение… мы все обеспокоены.