С весной народишко к колдуну потянулся. Всякий. И чёрный, и чистый. Даже княжий муж однажды заявился. Здоровенный, усищи до груди, весь в блескучем железе.

А Дедко над ним посмеялся. Зачем, сказал, перед моей избенкой бронь натянул? Ратить меня вздумал аль боишься?

Малец думал, вой осерчает да и зарубит Дедку. А княжий муж, наоборот, побледнел, пробормотал что-то невнятное.

Малец не понял, а вот колдун понял: построжел и выставил ученика за дверь.

Хотелось Мальцу подслушать, да не рискнул.

После они ушли. Вдвоём, Мальца не взяли. А вернулся Дедко один. И сразу видать: за Кромку ходил. Мертвецом смотрелся, а не живым человеком. Вернулся, упал на лавку и проспал три дня.

Малец же эти три дня роскошествовал. Ничего не делал, только ел вкусно из Дедкиных запасов.

Через три дня колдун проснулся и отходил Мальца березовыми прутьями. За лень.

До самой осени Мальцу хорошо жилось. Трудно, конечно. Сколько всего выучить пришлось да запомнить. Дедко учил крепко и спрашивал тоже крепко. Чуть что не так, сразу кулаком или палкой. И даже не сказать, как больней.

Зато Малец каждый день мясо ел, хоть Дедко и не охотился. Верней, охотился, но по-своему, по-ведьмачьи. Выйдет на полянку, позовет, рта не раскрывая, глядь – косой скачет. Подбежит, присядет, Колдун его по головке погладит, в длинное ухо шепнет, зайчишка – хлоп! – и помер. Или, бывает, выйдут утром из избенки – а на пороге парной кабаний окорок. Сам-то колдун мяса почти не ел, но ученика кормил хорошо.

Малец уже знал: волки мясо приносят. Хотя пару раз Малец углядел след медвежий. Подивился. Великий зверь, матерый, а у ведуна в слугах.

Что матерый, это Малец теперь с легкостью определил. Он нынче следы разбирал запросто. По отпечатку мог сказать не только что за зверь, но и сколько ему зим, в каком настроении бежал или шел, здоров ли. И всякой травы место знал и имя. И что с ними делать.

Так и жили. Дедко учил. Малец учился. Не то чтобы в охотку, да приходилось. Ну и сердце грело: такой могучий, такой страшный человечище, ведун… А Мальцу – Дедко.

Хорошее было лето.

А потом пришла и прошла осень.

И настала пора испытания.

Это Дедко Мальцу позже пояснил. А тогда просто взял Мальца за руку и по первому снежку увёл на заимку.

Малец там еще не разу не был, видать – тайная.

Изба та была старая-престарая. Но крепче той, в которой они жили.

Дух внутри стоял сырой и холодный. Нежилой.

Дедко запалил сальную свечу, велел:

– Оглядись!

Малец послушно осмотрелся, стараясь, чтобы – по-ведунски, важного не упуская. Ничего толком не разглядел, однако еще больше струхнул. Нехорошее место. Злое, голодное.

Дедко полез в ларь, выволок железную штуку на цепи. Бурую от ржавчины, тяжелую, топор выковать хватит. А ежели с цепью – два топора.

И снова удивился Малец, какой богатый Дедко. Столько доброго железа у него в сарае просто так валяется. Ржавеет.

Дедко грохнул добро на лавку. У штуки оказалось две дуги. Как жабья пасть. С дыркой посредине. Дедко взял Мальца за мизинец левый, покрутил, прикинул что-то, кулак Мальцу сжал, а мизинец оттопырил. Затем поднатужился, растянул дуги.

– Клади палец!

Малец замотал головой:

– Откусит!

– В дырку клади, живо! – рявкнул, осерчав, Дедко.

Перепуганный Малец тут же сунул в ложбину мизинец.

Дедко медленно опустил дуги. Палец зажало. Больно, но терпеть можно.

– Жди, – велел колдун. – Вынуть и не пробуй, не выйдет.

Малец кивнул, и Дедко ушёл.

Вернулся не вскорости. Малец маялся. Ущемлённый палец разболелся, распух. Да и холодно. Дедко даже обуться не дал. «Первый снежок надоть босой ногой трогать». Сам-то в валенках!