Будь ее отец сейчас жив, он был бы ровесником графа. Жаль, что она не помнит отца; все, что осталось от тех давних времен, – мамины слезы и проклятия.

Дрожа не только от холода, но и от волнения, Нелл заперла дверь и начала спускаться. Наверху лестница была узкой, но на первых этажах расширялась. Когда-то дом был очень красивым; о былой роскоши свидетельствовали широкие дверные проемы, лепнина на потолках, затянутая паутиной, красивые полированные перила.

– Доброе утро, мисс Латам! – Из приоткрытой двери выглянула старая миссис Дрю. Она все видела, все замечала – даже в половине шестого утра. Похоже, она никогда не спит.

– Доброе утро, миссис Дрю. Боюсь, туман сгущается.

Закрывая за собой дверь, Нелл услышала, как хнычет ребенок Хатчинсов на третьем этаже. «Зубки режутся», – подумала она, поворачивая на Бишопсгейт-стрит.

Хорошо, что у нее есть своя комната – пусть и в мансарде, пусть и не в самом респектабельном районе Спитлфилдз, пусть и с любопытными соседками и капризными младенцами. Зато она может ненадолго остаться одна. Кроме того, ее соседи, хоть и бедняки, люди порядочные, работящие и скромные.

И с работой ей тоже повезло. Хозяйка их шляпной мастерской не считает, что модистки – то же самое, что девушки легкого поведения. Нелл шла в сыром тумане в предрассветных сумерках, и ей очень хотелось найти в своей жизни хоть что-то хорошее. Даже то, что мама теперь покоится с миром вместе с папой, – уже не источник горя, а благословение. Какой бы ни была окутавшая их тайна, по крайней мере, маму она больше не тревожит.

Толпа на улице стала гуще; Нелл ненадолго задержалась у лотка пирожника и купила себе булочку к обеду.

Наконец, впереди показалась вывеска «Мадам Элизабет – модные шляпки». Она вошла с черного хода, накидку и шляпку повесила на гвоздик, а булочку положила на полку в кухне. Часы пробили шесть.

Нелл повязала фартук и села на свое место за длинным столом, вместе с другими девушками. В зале было тепло и светло, но вовсе не потому, что мадам так уж заботилась о здоровье работниц. Просто в тепле пальцы движутся проворнее, а тонкий узор требует хорошего освещения.

Нелл улыбнулась и, кивнув остальным, поставила перед собой болванку с незаконченной работой. Сейчас она делала шляпку для миссис Форрестер, жены богатого олдермена, заказчицы щедрой, но придирчивой. Нелл осмотрела работу. Шелковая лента вплетена безупречно; остается закамуфлировать те места, где шелк соединяется с соломкой. Может, сделать розетки? Набрав полный рот булавок, Нелл принялась за работу.

– Нелл, твой ухажер сегодня заявится? – весело спросила Мэри Райт.

Нелл чуть не проглотила булавку и благоразумно воткнула ее в подушечку.

– Если ты о мистере Салтертоне, то он вовсе не мой ухажер. Я только отнесла пакет по его просьбе.

– Ты всем относишь заказы, – фыркнула другая девушка.

Все завидовали Нелл, потому что она, благодаря безупречным манерам и речи, могла посещать хорошие дома, куда остальным модисткам вход был закрыт.

– Он просил отнести пакет, только и всего, – повторила Нелл, втыкая булавку в розетку.

– Я бы отнесла для него что угодно и когда угодно! – хихикнула Полли Лэнг. – Сразу видно, что джентльмен!

– Ну откуда ты знаешь? – Нелл посмотрела в круглое, веснушчатое лицо Полли. – Я видела его лишь мельком!

– У него водятся деньжата! Даже если он урод, мне все равно! – Полли насмешливо ухмыльнулась. – Ты ведь видела, как он одет. Роскошный плащ… Сапоги… И какой он… смуглый, таинственный. Люблю, когда мужчину окружает тайна. Не иначе как он итальянский граф или посол, инкернито… как надо говорить?