Брест был полностью сметен с лица земли бомбардировками во время Второй мировой и заново отстроен по современному плану, учитывающему все гигиенические стандарты. В результате город располагался вдоль осевых линий, по типу Нью-Йорка, и ветер с побережья врывался в него, не встречая ни малейшей преграды. С архитектурной точки зрения все было задумано в соответствии с заветами пятидесятых годов: голые фасады, крыши-террасы, закругленные углы… В то время это казалось неплохой идеей, но на сегодняшний день Брест считался самым уродливым городом Бретани, а то и всей Франции.

На протяжении пути одна деталь особенно угнетала Эрвана: на дорожных щитах чуть ли не повсюду стрелки указывали направление к госпиталю «Морван». Мелькание собственного имени, да еще увенчанного красным крестом, казалось ему мрачным предзнаменованием.

Морг располагался во втором госпитале Бреста – «Chevale Blanche», или, в оригинальной версии, то есть по-бретонски, Gazeg Wenn. Заблудившись несколько раз – Крипо отказывался пользоваться GPS, – они наконец нашли комплекс зданий, взгромоздившихся на холм над социальным жильем. Да и сам кампус напоминал спальный район: блоки, водруженные на пилоны, с окружающими их бесконечными лужайками. Можно было подумать, что эти кубы, на каждом из которых был крупно выведен номер, вмещали все болезни города по отдельности.

Им была назначена встреча в номере один. В глубине вестибюля, у стойки кафетерия «Brioche dorée», их поджидали три молодца в черных непромокаемых плащах. Рукопожатия. Взаимные представления. Жан-Пьер Верни, подполковник жандармерии отдела уголовных расследований Бреста, отправитель мейлов; Симон Ле Ган, капитан-инструктор при штабе в «Кэрвереке-76»; Люк Аршамбо, лейтенант воздушной жандармерии, ответственный за военную безопасность базы. Темные складки их ветровок, усеянных брызгами дождя, придавали им вид зловещих могильщиков, которым поручено сопровождать гробы сквозь любые непогоды побережья.

Заказали кофе. Хозяева ерзали на стульях. Эрван наблюдал за ними. Верни, жандарм, обладал внешностью молчуна. Коротконогий, он двигался рывками, как на соревнованиях в толчке в тяжелой атлетике, и, казалось, замышлял недоброе. Симон Ле Ган был выкроен по тому же лекалу, но только в красных тонах. На его багровом лице посверкивали два синих глаза под сморщенными птичьими веками. Шапочка коротко остриженных светлых волос делала его похожим на альбиноса. Он выглядел настолько же зажатым, как и его коллега, но еще и подрумяненным на шампуре. Аршамбо являл собой полную противоположность. Длинный, узкий, с лицом, запертым на два замочка стеклами в тонкой оправе, напоминающими очки авиатора. На первый взгляд он производил впечатление безобидного, но, вглядевшись получше, вы могли уловить вспышку нервозности, а то и безумия в его глазах, которые навевали воспоминания о школьных учителях былых времен, чудаковатых очкариках, на деле оказавшихся анархистами, способными подложить бомбу под машину.

Принесли кофе. Эрван опасался стены враждебности. Но все трое молодчиков испытывали, напротив, чувство облегчения от приезда столичных полицейских. По всей видимости, они просто не знали, с какого бока подступиться к этому делу.

– Вы получили мои сообщения? – спросил Верни.

– Да. Благодарю вас.

– Я подумал, что эти сведения будут вам полезны, причем до встречи с родителями.

– Родителями?

– Родителями жертвы. Они будут с минуты на минуту.

– И я, что ли, должен с ними возиться?

– Раз уж вас назначили…

– В момент смерти Висса Савири находился в зоне ответственности воздушно-морской школы.