– Дядька, ты живой! Я-то, грешным делом, когда с вашей крепостцы прибежали, думал, все, пропал Ратибор. А ты еще и дуван взял! А что там у тебя за девица сидит? Не возил бы ты ее сейчас во двор. Посадник лютует: дочка у него пропала.

– А ты, Ратша, посмотри получше-то, кого я привез.

– Быть не может, Евдокия! Ну Ратибор, и всегда ты успеешь на глаза попасть! Давайте проезжайте, сейчас посадника-то обрадуем. А он уже считает, сколько гривен отдать выкупом придется.

Когда мы всей толпой заехали в ворота, даже широкий двор посадника показался маленьким. Встревоженный шумом, сам посадник, дородный высокий мужчина в собольей шубе, вышел на крыльцо. Наша Дуня тут же кинулась к нему на шею с радостным криком. Смурное лицо посадника осветилось:

– Ты, что ли, Ратибор, мне такую радость доставил? Совсем я у тебя в долгу. Эй, кто-нибудь, быстро чашу меда славному вою да всем его помощникам! Ратибор, а что это у тебя за детина такой? Я эдакого и не видывал никогда.

Тут Евдокия прильнула к его уху и что-то быстро заговорила. Лицо Павла опять потемнело, но он на Дунины слова ничего не сказал.

– Ратибор, пройдем в терем, поговорим, я смотрю, ты большую добычу взял. Все выкупаю.

Пока Ратибор с Павлом обсуждали какие-то проблемы, новиков уже растащили по слушателям и с оханьем и аханьем реагировали на их рассказы.

Между тем в тереме шел серьезный разговор, касающийся меня.

– Так что же, Ратибор, ты опять с Яровидом снюхался, учеников от него берешь?

– Так, посадник, ты сам рассуди, вот если к тебе сейчас сам Яровид явится и попросит чего – что ты сделаешь?

– Свят-свят, боже сохрани, ты, Ратибор, скажешь тоже.

– То-то и оно, никуда мы не денемся, все, что он скажет, сделаем. Сам знаешь, что с теми было, кто против него шел. Вот и меня попросил он отрока, которого в лесу нашел и от смерти неминучей спас, боевому делу подучить. Память потерял болезный, кроме крещеного имени Константин, ничего не помнит.

– Константин, говоришь? – Посадник остро взглянул на Ратибора. – Это где же его крестили, не в Царьграде ли?

– Этого мне Яровид не говорил. А парень старательный и учится быстро, думаю, в твоей дружине лишним не будет. Есть у него хватка воинская.

– Вот и интересно, откуда у него замашки военные, – задумчиво протянул посадник. – Очень непонятное дело, и Яровид так просто ничего не делает. А ты заметил, на кого этот Константин похож?

– Ну заметил, так что теперь, мало ли на кого похожим можно быть. А может, и помстилось нам. Давно ведь мы того князя видели.

– Да ладно, помстилось так помстилось, пусть в дружину идет, тем более что ты поручился.

Началась моя жизнь в дружине посадника. Мои товарищи по учебе также были здесь. Не очень понятное отношение ко мне вскоре, после нескольких хороших попоек, быстро улучшилось. Тем более что я вовсю пользовался советом Ратибора и к месту и не к месту осенял себя крестным знамением. Аккуратно ходил в церковь и на исповедь, где на все вопросы попа Василия о грехах только и отвечал:

– Грешен, батюшка, грешен, вчера опять молодуха какая-то приснилась, так ее только прижал – и сон кончился, да вот с Митяем и Прошкой опять вчера меду упились.

А на его вопросы по поводу Яровида отвечал, что и не помню почти ничего, только как около меня кто-то ходил, а память так и не возвращается.

Пришла весна, тихо прошел ледоход по Волхову, и вскоре в наш городок начали прибывать первые купеческие лодьи – кто с юга, пройдя из Днепра по волокам в Ильмень, а кто, наоборот, из Балтийского моря. Со Свири также спускались лодки вепсов и карелов, везущие железо, рыбу и пушнину. Купеческие дворы, которые остались целыми после зимнего нападения, уже были оживленными и полными различного люда, а те, которые сгорели, срочно восстанавливались плотницкими артелями из Новгорода.