Когда шум стих, Тельрамунд сказал зычно тем громовым голосом, которым он созывал в разгар кровавой сечи своих людей:

– Перед всем благородным рыцарством Брабанта и Лимбурга свидетельствую!.. Именно мне по праву и долгу принадлежит трон герцогства!

По всему залу прокатился изумленный говор, но Эльза уловила в нем и то, что примерно этого рыцари и ожидали.

Перигейл, нахмурившись, спросил так же громко:

– Объяснитесь, сэр Тельрамунд, по какому праву?

Тельрамунд окинул его снисходительным взглядом.

– Если бы вас, сэр Перигейл, покойный герцог не выставлял всякий раз за двери, когда происходил важный разговор, вы бы слышали, что герцог в тот день, когда нашей милой Эльзе исполнилось пятнадцать лет, призвал меня, и мы долго говорили о ней и о герцогстве. Он хотел, чтобы я взял Эльзу в жены, но сама Эльза воспротивилась этому, и я не стал настаивать по доброте своей душевной.

Эльза вскрикнула:

– Это ложь!

Она сама чувствовала, что голос ее прозвучал одиноко и беспомощно. Возможно, вообще надо было промолчать, тем более что Тельрамунд тут же спросил гулким голосом, что разнесся по всему залу:

– Ложь? Вы очень хотели выйти за меня, но поскромничали?

Эльза ощутила, что краснеет, вот всегда она вскрикивает раньше, чем успевает тщательно уложить мысли в слова, пролепетала жалко:

– Ложь, что отец хотел выдать меня за вас!

Она видела в глазах многих рыцарей недовольство, мешает Тельрамунду высказать главное, он же пришел не затем, чтобы рассказывать, что было когда-то, и Тельрамунд, чувствуя поддержку, отмахнулся от юной герцогини, как от мухи, и продолжил голосом победителя:

– Тогда герцог, видя, что я не желаю брать Эльзу в жены против ее воли, попросил меня защищать герцогство, как я это и делал всегда, а после его смерти, что уже близка, занять трон и оставаться опорой герцогства!.. Я поклялся на мече, что сдержу слово. От себя добавлю, что милая Эльза не будет ущемлена в ее правах и останется в замке… но, вы сами понимаете, герцогством должен править мужчина… и не просто мужчина, а способный удержать власть, усмирять непокорных и защищать пределы! По желанию герцога я поклялся на мече, что займу трон и буду защищать Эльзу, а Эльза дала клятву, что примет мое покровительство.

Эльза замерла, чувствуя, как силы покидают ее, а в зале нарастал шум. Рыцари спорят, обсуждают, кто-то беспомощно разводит руками, кто-то кивает, кто-то явно не согласен… Господи, да неужели они могут поверить этому лжецу, но Тельрамунд выглядит уверенно, а рыцари за его спиной самодовольно улыбаются: возвышение их сюзерена возвысит их тоже.

По лицу Перигейла прочесть ничего нельзя, привык при дворе держаться невозмутимо, но по другим рыцарям видно, что Тельрамунда не хотят: груб и жесток, крестьяне в его землях стонут от поборов и налогов, ремесленники бегут, а торговцы стараются не заходить в его земли, потому Тельрамунд все необходимое чаще добывает грабежами и победными войнами. И оказаться под его тяжелой рукой никому не хочется…

С другой стороны, он поклялся на мече, а это самая святая для рыцарей клятва. Нельзя не сдержать эту клятву, нет ее нерушимей, нет ее достойней.

Один из старших рыцарей, благородный барон Канингем, повернулся к Эльзе. Его еще не старческие глаза взглянули на нее с глубоким сочувствием.

– А что скажет на это благородная госпожа Эльза?

Ей показалось, что он нарочито подчеркнул слово «госпожа», напоминая всем, ей в том числе, что на троне сейчас не испуганная девочка, а дочь герцога и что она там по праву и будет находиться там до тех пор, пока не докажут, что это место должен занимать другой человек.