. Во время пленения евреев в Вавилоне (из Библии). Еврейка; отец слепой; он в первый раз видит ее спящую. – Потом она поет отцу про старину и про близость ангела; и проч<ее> как прежде. – Евреи возвращаются на родину – ее могила остается на чужбине»39. В чем-то этот план даже ближе к библейской книге, чем последние редакции поэмы (действие отнесено на Древний Восток, ко временам, близким к Книге Товита; слова «отец слепой» напоминают о бельмах самого Товита, ставшего в итоге тестем Сарры), но близость эта чисто внешняя: на библейском материале юный Лермонтов придумал собственный сюжет, не заботясь ни о букве, ни о духе оригинала. Совсем иначе он воспользовался им в 1838 г.: обстановка и развязка библейского рассказа в поэме иные, но сохранена самая его суть. «Лукавый Демон» Лермонтова выступает в том же качестве, что и Асмодей в Книге Товита: он убийца жениха и мучитель невесты. Во всей поэме нет ничего, что не согласовывалось бы с пониманием «лукавого демона» Асмодея в этой библейской книге как особенного недруга брака – одного из Божественных установлений40, и с принятым в церковной традиции толкованием слов Товии «ее любит демон» (Тов 6:15): считается, что это указание на особенно сильное воздействие Демона на Сарру, повергавшее ее в мучительное и угнетенное состояние духа41. В том же состоянии находится и Тамара, которую «любит» лермонтовский Демон. По христианским представлениям, у падших ангелов любовь, соразмерная их небесному происхождению, после падения превратилась в невообразимую для человека лютую ненависть и злобу. У Демона все обстоит именно таким образом. В двух последних (VII и VIII) редакциях поэмы Лермонтов вкладывает в его уста слова, из которых становится окончательно ясно, что любовь и ненависть для Демона просто неразличимы:

В любви, как в злобе, верь, Тамара,
Я неизменен и велик
[с. 459].

«Неизменному в злобе» Демону, конечно, невозможно вернуться к состоянию до его падения, «когда он верил и любил» и «не знал ни злобы, ни сомненья» [с. 438]. Его попытка воспользоваться с этою целью состраданием Тамары обречена с самого начала. Вне зависимости от того, осуждается ли Тамара на вечную гибель (как в VI и VII редакциях) или, по благому «Божьему решенью», уносится ангелом в рай (как в VIII редакции), для Демона в последних версиях поэмы нет и не может быть прощения. Как невозможно для него раскаяние, так и «жизни новой… желанная пора» [с. 452] для него в принципе никогда не может наступить. Таким образом, в поздних редакциях поэмы Демон полностью расчеловечивается и обретает канонические черты главного злого духа христианской демонологии вместе с полагающейся ему частью.

«Люби меня!..»: Клятва Демона

Клятва Демона Тамаре в ответ на ее просьбу об обещании отречься «от злых стяжаний» – одно из самых запоминающихся мест в поэме. Она появляется только в двух последних редакциях (VII и VIII). Риторичность и противоречивость этой клятвы, не раз порицавшиеся критиками, кажется, входили в художественный расчет Лермонтова, потому что здесь Демон как бы заговаривается и проговаривается об истинных целях своего нападения на душу Тамары.

Поэма задумывалась как рассказ о неудавшейся попытке возрождения злого духа в любви к смертной женщине, но по мере того как от редакции к редакции Демон приобретал все новые черты, позволяющие отождествить его с главным врагом рода человеческого («Архиврагом» называет своего Сатану Мильтон), этот сюжет отодвигается на второй план, намерения Демона престают быть столь очевидными, как поначалу. В поздних редакциях, как и в ранних, он любит героиню абсолютно искренне, но это уже настоящая демоническая любовь, т.е. ненависть. В клятве он до конца обнаруживает воистину нечеловеческие размеры своего чувства и всеобъемлющий характер своих притязаний. Его соперником в любви к Тамаре является уже не ангел, как в ранних редакциях, а Бог: Его место он жаждет занять и потому клятву свою начинает с «первого дня творенья» и его «последнего дня», заявляя таким образом, что он не удовольствуется никакой, даже самой большой частью из славы Творца мира, а претендует на всю ее целиком. При этом нужно заметить, что признаки дуалистических воззрений в поэме отсутствуют: в ранних редакциях, обращаясь к монахине и ангелу, Демон еще употребляет выражение «