День сменялся ночью задолго до того, как на планете Земля появился первый человек. И предыстория литературы имеет многовековую речевую традицию. «Есть речи, значенье – смешно иль ничтожно, / Но им без волненья внимать невозможно», – говорил Михаил Юрьевич Лермонтов. Он имел в виду поэзию, проникнутую гармонией созвучий, тем самым благозвучием, которое долгие времена помогало дописьменной речи организоваться и быть почти единственным хранилищем общественной памяти.

С появлением письменности это стало не нужно, литература во многом превзошла устную поэзию. Точно так же, как гипертекст одолевает письменную литературу в наше время.

Но гармония не умерла. Законы её по прежнему пронизывают не только произведения современных бардов и менестрелей, но и бытовое, и научное речетворчество. Пользуются её законами и современные шуты гороховые – участники различных ток-шоу. По её законам учатся говорить наши дети и внуки. Просто они не осознают этого, не ведают, что творят.

Опыт работы со стихами Константина Воскресенского может распахнуть перед многими то скрытое от досужего глаза и уха богатство, которым полна кухня современной поэзии. Конечно, есть риск того, что посещение этой кухни покажется кому-то слегка отталкивающим: не все любят выращивать и обрабатывать помидоры, как ответил девушке грузин из анекдота («Кушать люблю, а так – нет!), но есть, подобно ему, их любят почти все.

Будем всё же надеяться на благосклонный приём читателем нашего с Константином Дмитриевичем творческого опыта. Что ведёт пером автора? Что интересного можно увидеть и услышать в отдельном поэтическом произведении? Чего может ждать и на что подсознательно надеется читатель четверостишия или сонета? Ответы на эти вопросы можно попытаться найти в книге, которую Вы уже читаете.

Сергей Сметанин, член Союза писателей России, поэт, редактор.

Зачин стихотворения представляет собой двустишие с чёткой мужской рифмой, "есть" – "весть", выразительной паузой посередине стиха (цезурой), которая ярко подчёркивается внутренней рифмой "позволь" – "Ассоль".

Эпитет "благая" подчёркивает тон, заданный необычной, с точки зрения бытового разговорного языка, перестановкой первых двух слов стиха (инверсией). Это – возвышенная речь с явно романтической окраской.

Созданный таким способом размер строфы идеально поддерживается автором на протяжении всего стихотворения. Это вызывает ожидание особенного, значимого финала, который и дарит читателю последняя строфа, инструментально отданная сравнению:

Душа поэта последовательно сравнивается с вещами, призванными отразить идеал чистоты. Естественно, "белый лист", "бриллиант" ("кристалл" в одном из предварительных вариантов) очень хорошо подходят для заданного началом вещи тона. А "наливка" без эпитетов в ряду перечисляемых символов чистоты звучит вполне естественно.

Разговорная речь заявляет о себе оборотом "стоптался в ноль" практически в центре стихотворения. Но она полностью подчинена динамике и структуре целого.

Название стихотворения, повторённое в финале, приобретает не только смысловую, но и звуковую убедительность.

Главный эстетический вопрос стихотворения задан не в названии. Он формулируется по ходу строфического развития сочетанием эпитетов "святой" и "сладкий", подтягивает на уровень возвышенного романтизма обычные вещи: рогалик и шахматы, упоминает детскую игру "прятки".