Бойко снял ноги со стола и, не выпуская ножа, поднялся:
– Это что здесь такое?!
– Это здесь контрразведка СМЕРШ. Я – капитан Степан Шутов. Вы?
– Майор Бойко.
– Что у вас тут за балаган, майор? – Шутов неприязненно покосился на изувеченный портрет Хирохито. – Где все? Один рядовой – и тот спит на посту! – капитан наконец разжал хватку. Овчаренко потер запястье и виновато вытянулся по струнке. – Я зашел как к себе домой. А если бы враг зашел?!
– Если б враг зашел, – Бойко положил на стол нож, нарочно стукнув о столешницу рукоятью, – я б с ним иначе поговорил. А ребята на стрельбище тренируются. – Словно в подтверждение его слов, из-за здания послышались выстрелы.
– Вы ведь знаете, по какому делу я прибыл.
– Как не знать, товарищ капитан, – майор поморщился, как от кислого, и напряженно сжал губы.
Как не знать, по какому делу слетаются после боя стервятники.
– Будете ребят допрашивать?
– Естественно, буду. У вас чепэ, майор Бойко. Вы это осознаете?!
Кругами ходит. И смотрит – странно так. Как будто ждет от Бойко подсказки.
– Чепэ, – осторожно кивнул майор. – Осознаю, капитан.
– Тогда жду подробностей.
– Да все, что мог, я вам уже в рапорте написал, товарищ капитан Шутов. Мне добавить нечего. Извиняйте, – Бойко холодно улыбнулся – как будто оскалился – и глянул капитану в глаза.
Плохие у особиста глаза. Холодные, хищные.
он душу из тебя вынет
Не подсказки, нет, слабины алчут эти волчьи глаза. Унизить, значит, хочешь майора Бойко, напугать, да, крыса? Ну-ну. Майор Бойко сам тебя в парашу макнет – да так, что ты не заметишь. Ты стрелять-то из своего «вальтера» небось только в спину умеешь.
– Капитан! – на суровом лице майора появилось простодушное, ребяческое выражение, а оскал мгновенно сменился задорной улыбкой. – А хотите перед допросами пострелять? Разомнетесь немножко с товарищами… Где, кстати, ваши товарищи?
– А товарищи мои уже постреляли, – процедил Шутов. – Погибли мои товарищи.
– Как?
– Вопросы я задаю, майор. И развлекаться мне некогда. Сейчас со штабом свяжусь, дальше буду снимать допросы. Человека себе возьму… – Шутов повернулся к рядовому, бестолково переминавшемуся у двери. – Как зовут?
– Пашка! То есть, это… рядовой Овчаренко! – красноармеец снова вытянулся по струнке и отдал честь.
– Писать умеешь?
– Так точно!
– Будешь вести протокол. А сейчас на радиоточку меня веди. – Не дожидаясь ответа, Шутов направился к выходу. – Я надеюсь, майор, ты не против одолжить мне столь ценный кадр.
Пока мы идем к радиоточке, рядовой Пашка, неуклюжий большой щенок, как я и рассчитывал, выбалтывает, что у них тут случилось, в этой лисьей дыре. Пропал некто капитан Деев, а с ним четыре бойца, две недели назад. Этот Деев – подчиненный майора Бойко и его лучший друг. На рассвете самовольно покинул штаб, взяв оружие и людей. С тех пор никто их не видел…
– Вы же наших ребят найдете, правда, товарищ Шутов?
У Пашки веснушки и доверчивые, незабудкового цвета, глаза. Такие глаза я видел у новобранцев. А одному я их потом закрывал. С такими глазами почему-то всегда быстро гибнут.
Мне вдруг мучительно, так, что челюсти сводит, хочется сказать ему, кто я. Вместо этого я прессую его тяжелым, как глыба льда, взглядом и отвечаю, тихо и зло:
– Из-под земли их достану.
Он легко выдерживает мой взгляд; в незабудковых глазах вместо страха рождается грусть:
– Вы думаете, они под землей?
А вот старшина Артемов, радист, отдавая честь, старается на меня не смотреть. Для него я – как, впрочем, для всех, кроме при-дурковатого Овчаренко, – вертухай с чекистской гнильцой. Зараженная бешенством, но наделенная властью крыса.