– Нет, это для рисунков. – Бережно сложив в альбом принесенные зарисовки, Луиза закрыла его и осторожно убрала обратно в ящик, чтобы он не касался масленки. – Для Комитета, я обещала помочь герру Юнсону.

– Так вот о чем вы после лекций разговариваете, – разочарованно протянула подруга. – Дела… Я-то уж подумала, что у вас намечается роман…

– Не говори глупостей, – испуганно прервала ее Луиза, оглядываясь по сторонам. – Еще не хватало, чтобы начали сплетничать.

– Не сердись, я же не знала, что ты рисуешь! – Хелена примирительно чмокнула ее в щеку. – Покажешь? Или секретный проект? – Она сделала круглые глаза.

– Покажу, когда будет готово, – улыбнулась Луиза – впервые за последние недели, когда придирки Анхен Монк отравляли ей жизнь и подавляли обычно беззаботный нрав. – С чего такое веселье? Ты сегодня просто болтушка.

– А погляди! – Хелена мотнула головой, и Лу заметила, что прекрасная длинная коса подруги снова свободно змеится по ее спине.

– Ты рискуешь, – пробормотала Луиза. – Анхен устроит тебе… даже не знаю, на что она способна.

– Вот и посмотрим. – Хелена пожала плечами. – В правилах ничего не написано про прически, а мне надоело ее бояться.

В тот же день после лекции Луиза подошла к Густаву, чтобы поблагодарить его за такой удивительный знак внимания и поддержки, но он был рассеян, куда-то спешил, и разговора не получилось.

Казалось, молодой человек и вовсе забыл о произошедшем, но через пару дней в ящике Луизы оказалась дюжина неочиненных угольных карандашей. Она не сдержалась и порывисто прижала всю их связку к сердцу – и только потом положила обратно в ящик. В этом не было ничего личного, не могло быть. Просто Густав хочет, чтобы дело продвигалось быстрее, а рисунки были удачнее. Это было так, но в ее груди заплескалась крохотная рыбка радости, заставляя мечтательно улыбаться за скучной работой. Только один раз она выпала из своего светлого состояния: когда проходящая мимо Анхен ядовито шепнула Хелене что-то насчет последнего предупреждения и осведомилась, долго ли будет отсутствовать Маришка.

Вечером Густав снова перевел тему, едва она захотела сказать спасибо за карандаши. Но он был крайне внимателен к ее работам и удовлетворенно отложил некоторые как конечный вариант.

– На сегодня все. – Он со вздохом откинулся на стуле.

Теперь они не стояли у кафедры, а занимали край обеденного стола, предварительно застелив его газетами. Те пестрели крупными заголовками о королевской свадьбе, намеченной на конец июня, будто эту тему можно было обсуждать бесконечно и на разные лады. Луиза принялась собирать листы в стопку, чтобы связать их лентой.

– Думаю, еще полдюжины полноценных иллюстраций – и проект можно будет представить на собрании. У него грандиозные перспективы! Вы понимаете? – Он поднялся со своего места и отошел к окну.

Луиза молча кивнула, хоть он и не мог этого видеть. Но Густав не нуждался в ответе.

– Лиза, я хотел вам признаться… – Он неуверенно замолчал, а девушка замерла с колотящимся сердцем, будто заяц в траве. – Вы ведь знаете, я студент… Изучаю философию. Предпоследний курс.

– Да, – тихо отозвалась Луиза, хотя до этого он никогда не говорил, чем именно занимается, кроме просвещения швей.

– Я больше не вижу в этом смысла, хочу оставить учебу и полностью посвятить себя работе в Комитете. – Он повернулся к неподвижно стоящей художнице, все еще сжимающей листы в побелевших пальцах. – Скоро выборы в парламент, и я сделаю все для того, чтобы наш Комитет превратился в главенствующую партию! – В глазах молодого человека загорелся незнакомый огонек. – Мне больше недосуг заниматься бессмысленными изысканиями, там нет истины. – Он хлопнул широко раскрытой ладонью по столу, указывая не то на рисунки, не то на газеты. – Вот где истина! Вот где стоящее поприще для мужчины и мыслителя!