– Сергей Генрихович, скоро Новый год и Рождество. Хочу пригласить вас на елку. Могу я попросить вас как крепкого мужчину?

Она замолчала. «О господи», – тоскливо подумал Тагерт.

– Нужно дотащить дерево с елочного базара и поднять его на седьмой этаж. Неловко вас беспокоить, однако я одинокая пожилая женщина, приходится обращаться за помощью к посторонним.

– Конечно помогу, Варвара Арсеньевна. В пятницу после консультации не поздно?

Сергей Генрихович опасался, что по его лицу Кульчицкая сразу поймет, насколько неудобно сложившееся положение. Подчиненная, которая только что доверительно ябедничала на коллегу, тотчас приглашает Тагерта в гости. Чувство дистанции издавало в его голове громкие протестующие сигналы. Наверное, такие тревожные сигналы раздаются на погранзаставе, когда границу пересекает нарушитель, и динамики вздрагивают от приказа «Застава, в ружье!».

«Крепкий мужчина». Дальше некуда! Тагерт представил, как за чашкой какао Варвара Арсеньевна в коломянковом халате весь вечер снабжает его конфиденциальной информацией о безобразиях, творящихся на кафедре. На улице в очередной раз приморозило. Грязные следы и колеи, отвердевшие на холоде, упрямо бугрились под подошвами. По дороге Тагерт вспоминал о первом знакомстве с Кульчицкой. Можно ли было уже тогда предвидеть, чем обернется это знакомство?

Год назад Сергея Генриховича отправили на стажировку в родной МГУ. В течение месяца он был обязан трижды в неделю посещать занятия на юрфаке по вечерам, перенимать полезный опыт. Про трех тамошних латинистов Тагерт мог бы сказать, мол, еще неизвестно, кто у кого должен перенимать опыт. Четвертая была Кульчицкая.

Ее семинары напоминали сцены из старинного кино, где преподаватель выглядел по-университетски – узнаваемо и классически. Варвара Арсеньевна говорила размеренно и литературно, каждая фраза звучала как давно затверженная наизусть. Голос Варвары Арсеньевны был чересчур велик для аудитории, а значительность изложения предполагала более важных слушателей. Для всякой фразы из учебника, даже абсолютно пустяковой, у Кульчицкой был заготовлен пространный, порой неожиданный комментарий. Экскурсия могла начаться даже с отдельного, совсем не главного в предложении слова. Например, от слова «мундус»[5] она делала шаг в сторону греческого «космос», давая пояснения удивительные – то ли философские, то ли поэтические:

– «Космос» – прежде всего «порядок», «убранство», «красота», «вселенная». Уважаемые ученицы, вероятно, слышали слово «косметика». Многие ошибочно полагают, что косметический уход непременно предполагает наложение грима, помады, туши и тому подобное. Но речь идет только о приведении себя в порядок, а в вашем случае это опрятность и чистота. Помните римскую поговорку: «Лучший запах тела – отсутствие запаха»? Но если «мундус» еще и «красота», давайте вспомним изречение Достоевского, дескать, красота спасет мир. Это как? «Мундус мундум сальвабит»? «Мундус» – и мир, и красота. Что же получается? Мир сам себя и спасет?

Студенты слушали невнимательно, на лицах не выражалось ни волнения, ни вдохновения, ни хотя бы недоумения. Но пожилая дама с низким голосом и неподвижными черными глазами производила впечатление человека, выработавшего строгие правила на все случаи жизни. Пожалуй, если бы в аудитории сидел один-единственный лоботряс, Варвара Арсеньевна вещала бы про «мундус» и красоту, которая неспособна спасти мир, тем же внушительным голосом.

Кульчицкая основательно готовилась к занятиям, была квалифицированным преподавателем и широко образованным человеком. Она умела держать аудиторию в узде и заставить студентов работать. Поэтому, когда один из совместителей переметнулся в институт Мориса Тореза, Тагерт разыскал телефон Кульчицкой и пригласил ее на кафедру.