Ласточками впорхнули две официантки, подавая на подносах горшочки с чем-то ароматно шипящим, булькаю-щим, дымящим. Водовзводнов ловко откупорил влажно чмокнувшую бутылку ледяного шампанского, и пир закипел с новой силой. Пили за Петра Александровича, за детей, за ставропольский филиал, за тех, кто в море, и за сидящих за этим столом. Федоусов рассказывал анекдоты, официантки хихикали и убегали за новыми угощениями, Зафир хвастался младшим сыном, который умеет в уме умножать двузначные числа и обыгрывает в шахматы директора школы, ректор делился впечатлениями от недавней поездки в Англию.

Петр Александрович пировал со всеми, но сквозь ресторанный шум и смех собеседников то и дело подступали тревожные мысли. Зачем здесь директор гостиницы и этот азербайджанский делец? Почему ректор самочинно изменил состав компании? Может, Петру Александровичу послан сигнал: мол, ты не будешь принимать решения за меня? Глядя в улыбающиеся лица сотрапезников, Матросов видел восточное коварство даже в лице Эдуарда Васильевича с его образцово рязанской внешностью и усами дореволюционного путейца. Ни в ком нет простоты, сокрушался полковник госбезопасности, у всех двойное дно, эх вы, контрабандисты!

Тут Федоусов поднял фужер и, распушив усы, произнес тост за своих гостей и новоселов. В тяжелом лице Зафира ничего не переменилось, татарские глаза профессора Водовзводнова заулыбались еще веселее. Три бокала цыкнули над пиршественной разрухой стола.

– Ты про каких новоселов, Эдик? – легкомысленным тоном спросил Петр Александрович.

– Брат, спасибо тебе большое, – Зафир прижал пустой бокал к сердцу. – Два раза сегодня с Игорэм туда-сюда переезжали. Эдик нэ позволит соврать, да?

Петр Александрович выпил и уставился на Федоусова. Тот развел руками:

– Игорь Анисимович сказал, я сделал. Мое дело телячье.

Чувствуя, что кровь приливает к лицу, Петр Александрович перевел взгляд на Водовзводнова. Тот ободряюще улыбался. Матросов мгновенно понял, что произошло: ректор вернулся в гостиницу, обнаружив, что его переселили в лучший номер, дознался до истины и попросил Федоусова восстановить статус-кво, заодно познакомился и подружился с этим сомнительным миллионером. Петр Александрович из кожи вон лез, чтобы получше устроить гостя, а тот перечеркнул все его усилия, да еще и дураком выставил.

Как ни старался полковник спрятать свои чувства, его недовольство было очевидно. И если бы за занавесью не продолжали наяривать «Соловьи Кавказа», в кабинете повисла бы угрожающая тишина. Вдруг Водовзводнов поднялся с дивана, шагнул к выходу и распахнул портьеру. Звуки и запахи главного зала ресторана хлынули в кабинет. Электрогитара доквакивала проигрыш песни «Вероока». Когда инструменты и жидкие хлопки смолкли, Водовзводнов мягкой походкой приблизился к солисту. Длинноволосый музыкант смотрел на незнакомца сверху вниз. «Что он говорит?» – Петр Александрович с недоумением вглядывался в праздничный полумрак. Постепенно выражение солиста изменилось, он одобрительно закивал, затем подозвал гитариста и клавишника.

Тем временем ректор вернулся к столу и знаком пригласил Петра Александровича следовать за ним. Они вышли из ресторана – казалось, воздух гостиничного вестибюля более пресен и здрав, – затем из гостиницы. Петр Александрович жадно, в полную грудь, вдохнул чистый вечер.

– Петя, ты не представляешь, как я тебе благодарен. Прости, не успел сказать заранее – да кто же знал! Обстановочка в Ставрополе головоломная. Филиалу нужно новое здание, а секретарь горисполкома, как бы сказать помягче… Скажем, дружит с Зафиром и его компанией. Зафир строит для него дом в горах, устраивает охоту и все, что тому охота. Игра слов, ха-ха. Благодаря тебе этот мошенник теперь за нас горой. Мне только и нужно было, что остаться в своем номере, кстати, вполне комфортном. Великолепно! Спасибо тебе – еще до начала работы мы с тобой замечательно спелись.