Надо признать, что все сказанное о стратегии роста имеет к большой стратегии, призванной обеспечить внешнее могущество, лишь опосредованное отношение. Речь здесь идет о том, что для успешной реализации большой стратегии нужен крепкий тыл. То есть если еще раз ненадолго вернуться к идеям Петра Струве, «оселком и мерилом всей так называемой “внутренней” политики, как правительства, так и партий, должен служить ответ на вопрос: в какой мере эта политика содействует так называемому внешнему могуществу государства?»[15]. Разумеется, как напоминает Струве, внешним могуществом смысл существования государства не исчерпывается. Однако в нашем полном борьбы мире, где выбор стоит между тем, чтобы быть могущественным, и тем, чтобы стать добычей, «в этой внешней мощи заключается безошибочное мерило для оценки всех жизненных отправлений и сил государства, в том числе и его “внутренней” политики»[16].

Повторюсь еще раз: стратегия социально-экономического развития страны имеет к большой стратегии лишь опосредованное отношение, являясь для нее частью фундамента и ресурсом. И у этих стратегий есть принципиальное различие. Если социально-экономическая стратегия является открытой и публичной, поскольку призвана задавать общие правила игры всем участникам, то большая стратегия, напротив, скрыта от глаз не только врагов, но и друзей (которые завтра могут стать врагами в этом жестоком мире). Это в полной мере можно отнести к большой стратегии Владимира Путина. Она для всех является MAGNUM MYSTERIUM.

Можно сказать, что, например, большая стратегия США на виду, и спросить в этой связи, почему Путин хранит свою большую стратегию в тайне? Ответ, как ни странно, простой. Если Путин раскроет секрет своей большой стратегии или хотя бы ее ближние и дальние цели, то он… проиграет. Поскольку успех его большой стратегии зависит как раз от того, насколько она останется тайной для всех. Могу привести конкретный пример, чтобы это обстоятельство стало более понятным. Возьмем Украину и Донбасс. Кто может сказать, что знает планы и стратегию Путина в отношении них? Никто. А если, например, Путин публично заявит, что собирается в обозримом будущем присоединить к России Донбасс, а потом – после периода распада – по частям всю Украину, станет ли проще достигать этих стратегических целей? Конечно, нет, так как все враги, оппоненты и даже слишком осторожные друзья будут понимать, куда направить контрудары, чтобы сломать Путину его «Большую игру». Так что следует признать, что Путин был очень хорошим разведчиком, прошедшим отличную школу.

А теперь мы возвращаемся к Путину накануне 2000 года. Он уже принял решение вернуть Россию в «Большую игру» и, значит, начать реализацию своей большой стратегии. Как я уже говорил, цели для большой стратегии ставятся на основании традиции, а сама она является инструментом достижения цели. Но инструменты эти не заданы изначально для любой страны. Их надо вырабатывать и все время совершенствовать. Так вот, для создания такой большой стратегии нужны были образцы, и я уверен, что сначала Путин выбрал тот, который, условно говоря, был ближе всех. Это была, если обобщенно, «западная» стратегия – та, которая зародилась еще в Римской империи, потом стала фундаментом для европейской, а впоследствии – и сегодня – для американской большой стратегии.

Эдвард Люттвак, обсуждая византийский трактат IX века о военно-морском деле, описывает для контраста именно римскую стратегию: «Выследить основной флот врага и атаковать его всеми имеющимися в распоряжении кораблями, чтобы одержать решающую победу, – такова была единственно достойная цель военно-морского дела для Нельсона