— Свободна, как птица, что в небе кружиться, что в небе кружиться, ля-ля-ля-ля, — счастливо пропела, раскидывая руки в стороны и покрутилась вокруг своей оси. — И страху не знает, и страху не знает, ведьма прекрасна-а-а-а-я. Она позабыла, она позабыла, что значит тот страх. [1]

Мой любимый тесачок под воздействием капли магии быстро застучал по разделочной доске, дошинковывая травку. Весело пританцовывая и маршируя пальчиком, приказала:

— Тесак – стой. Галгинка, давай в котел.

Тесачок послушно замер, а травка закинулась в котелок.

Удовлетворенно прихлопнув в ладоши, сунула нос в гримуар, доставшийся от мамы. Воздух напротив меня заклубился, материализуясь в морду моего фамильяра – Рива, карликового серебристого лисариуса, животного с девятью хвостами, очень похожего на обычного лиса, если бы не хвосты, да.

— Ульянка, засранка. Песни, значит, горлопанишь, да опять втайне от отца ведьмачишь! — зверек ощерился в зубастой ухмылке, красноречиво покосился на котелок: — Позабыла она, что значит страх, значит, ага. Попадешься отцу, получишь ремня по своей костлявой попе и сразу вспомнишь!

Хорошее настроение как корова слизала.

Моя пушистая меховушка приперлась нотации читать. Очень «неожиданно». Терпеть не могла, когда Рив включал режим строгого родителя, пытаясь воспитывать, словно мне не двадцать, а пять лет.

Поморщив нос, отмахнулась:

— Сгинь, Рив, не видишь ― я занята. Отец спозаранку отбыл на охоту и его не будет до следующего утра, он не узнает. И вообще, нормальная у меня попа, ничего не костлявая, не наговаривай, — провела по вышеупомянутой части моего тела ладонью.

— Наговаривать – удел людей, а я фамильяр, моя дорогая, — лисариус гордо выпятил пепельно-белую грудь. — Я всегда говорю правду.

— Ой-ли, — скептически хмыкнула, хлопая гримуаром. Инструкцию к зелью запомнила, и он мне уже был без надобности. — Так! Если не сгинешь, получишь уже ты по своему пушистому заду.

Рив подергал ушами и, вопреки моему предупреждению, не исчез, а устроился поудобнее, обвил всеми хвостами лапки, укоризненно покачал головой:

— Эх, Льянка, бедовая ты девка. Ладно, отец, но о ковене ты подумала? Что, если узнают? Да тебя инквизиторы за твои рыжие лохмы притащат на место силы и принудят долг отдавать родине с первым попавшимся ведьмаком!

По коже пробежались мерзкие мурашки.

— Я – ведьма, а не дура. Знаю меры предосторожности. И, между прочим, лохмы, эм, то есть волосы у меня не рыжие, а темно-медные с легкой рыжинкой, запомни уже наконец. Святые зелья, ну что за фамильяр мне достался?!

— Нормальный фамильяр, прям замечательный. Грех жаловаться. Таких, как я, больше нет! Тебе достался эксклюзивный экземпляр, — Рив высокомерно дернул одним из хвостов и вздернул кверху нос.

Я тихо захихикала, но, натолкнувшись на подозрительную мордочку лисариуса, подавилась смешком и состроила невозмутимую физиономию, закивав:

— Это факт.

— Вот именно. И вообще, думаешь, ведьмы не бывают дурами? Взять тебя, Ульяна, сама же отказалась от инициации в этом году, как и в том, и в предыдущем. А все, между прочим, порядочные ведьмы обязаны ее пройти. Тем более первородные.

— Значит, я не порядочная, — зло фыркнула. — И вообще, неготовая я еще, ясно?

— Ясно, — важно покивал Рив и рыкнул: — Как инициироваться, так ты неготовая, а как ведьмачить – ты первая.

— Не, ну а че такова? — возмутилась, гневно смотря на пушистую ехидную мордочку.

— Ну, а че такова, — перекривил меня Рив. — А то, что за твои неправомерные делишки можно и в каземат угодить! А что будет с отцом? Ты подумала? Тебе что, его совсем не жалко?