Я закрыл глаза. Ну и день! Я умудрился разозлить обеих своих бывших жен.

– Какой у нее на тебя компромат? – продолжала Лорна. – Почему ты не берешь с нее даже по минимуму?

– Послушай, у нее на меня ничего нет! Понятно? Можем мы теперь сменить тему?

Я не сказал ей, что несколько лет назад, просматривая старые пыльные папки, оставшиеся от адвокатской практики моего отца, я обнаружил, что у него была слабость к так называемым ночным бабочкам. Он защищал многих и мало с кого брал деньги. Вероятно, я просто продолжал семейную традицию.

– Хорошо, – сказала Лорна. – Как прошла встреча с Руле?

– Ты имеешь в виду, получил ли я работу? Думаю, что да. Вэл, видимо, как раз сейчас вытаскивает его из каталажки. После этого мы все соберемся. Я уже попросил Анхеля накопать что-нибудь.

– Ты получил от них чек?

– Еще нет.

– Получи, Мик.

– Я над этим работаю.

– А как в остальном?

– Я видел только фотографии, и на первый взгляд дела плохи. Смогу сказать больше после того, как увижу, что добудет Анхель.

– А что собой представляет этот Руле?

Я понял, что она имеет в виду. Что он собой представляет как клиент? Как воспримут его присяжные, если дело дойдет до суда? Порой дела выигрываются или проигрываются в зависимости от отношения членов жюри к подсудимому.

– Производит впечатление инфантильного простака.

– Он чист?

– Никогда не бывал в казенном доме.

– А он действительно это сделал?

Она всегда задавала несущественные вопросы. Для стратегии ведения дела не имело значения, совершил ли подзащитный то, в чем его обвиняют, или нет. Важно было, какие улики и свидетельства против него имеются, а также можно ли их нейтрализовать, и если да, то как. Моя работа состояла в том, чтобы затушевать эти доказательства, набросить на них серую вуаль. Серый – цвет разумного сомнения.

Но вопрос, совершал ли обвиняемый вменяемое ему преступление или не совершал, всегда интересовал Лорну.

– Кто знает, Лорна? Дело не в этом, а в том, является ли он платежеспособным клиентом. Я думаю, да.

– Что ж, дай знать, если тебе потребуется какое-нибудь… О, постой, еще кое-что!

– Что именно?

– Звонил Стикс и сказал, что должен тебе четыреста долларов, отдаст при встрече.

– Да, есть такое.

– Тебе сегодня фартит?

– Не жалуюсь.

Мы попрощались вполне дружески, и, похоже, спор по поводу Глории Дейтон был на время забыт. Вероятно, ощущение уверенности в том, что богатый клиент на крючке и деньги на подходе, смягчило досаду Лорны по поводу моей работы даром. Впрочем, я спрашивал себя, стала бы она так сильно возражать, если бы я защищал бесплатно не проститутку, а наркодилера.

Когда-то мы с Лорной состояли в недолгом и приятном браке, но быстро поняли, что зашли слишком далеко, спасаясь от депрессии после предыдущих разводов. Мы положили этому конец, остались друзьями, и она продолжала со мной работать – именно со мной, а не на меня. Единственно, когда я чувствовал себя неуютно, – когда она вдруг вновь начинала вести себя как жена, задним числом критикуя мой выбор клиента и назначенный гонорар.

Окрыленный тем, что нашел общий язык с Лорной, я позвонил в офис окружного прокурора и попросил к телефону Маргарет Макферсон, застав ее за ланчем на рабочем месте.

– Просто хотел сказать, что сожалею о сегодняшнем. Я знаю, для тебя важно было вести это дело.

– Что ж, тебе оно, пожалуй, нужнее, чем мне. Видимо, он выгодный клиент, раз Си-Си Доббс таскает за ним рулон.

Она имела в виду рулон туалетной бумаги. На высокооплачиваемых семейных адвокатов прокуроры обычно смотрят не иначе как на подтирателей задниц у богатых и знаменитых.