– Можно выбираться! – кто-то постучал снаружи в обшивку.

Водитель разблокировал замки, после чего можно было бы открыть двери, но их перекосило, открылась только водительская.

– Так, без паники! – попросил уверенный голос снаружи. – Спокойно выбирайтесь. Все нормально, тут безопасно. Только к металлическим частям кузова не прикасайтесь, они горячие.

Следом за водителем вылез отец. Кирилл опустил спинку переднего сиденья, помог маме перебраться вперед, а когда она оказалась снаружи, сам покинул машину, точнее, что от не осталось.

Он огляделся. Ангар больше всего походил на подземную парковку в супермаркете, но значительно уступал ей в размерах, примерно тридцать на тридцать метров. Пол с потолком соединялся не только посредством стен, но и бетонными колоннами квадратного сечения. На сером бетоне белой краской через трафарет были набиты номера секторов. Техники в ангаре было не много – три внедорожника «УАЗ» цвета «хаки», два микроватобуса той же марки, один БТР, им как раз и отбуксировали бронемобиль из шлюза, а так же один пассажирский автобус серого цвета.

Все ближние сектора занимали семь дымящихся бронемобилей, включая автомобиль отца, а один горел жарким пламенем чуть в стороне. Трое солдат-срочников сбивали пламя из больших углекислотных огнетушителей.

– Не выдержал дезинфекции? – спросил отец у Грохотова.

– Нет, пытались прорваться, вопреки инструкциям, – ответил тот.

Кирилл понял, что стояло за этой фразой, и ему сделалось совсем не по себе. Мир менялся, и менялся стремительно. Но с этим, похоже, уже ничего нельзя было сделать.

У дальней стены, под присмотром вооруженных автоматами солдат, толпилось больше десятка гражданских – мужчин, женщин, четверо подростков, примерно возраста Кирилла, и одна девушка. Все они были до крайности перепуганы, у девушки на щеках виднелись потеки туши.

– Прошу вас присоединиться к другим прибывшим. – Грохотов указал на людей у стены.

– И чего будем ждать? – не скрывая иронии, спросил отец.

– Двадцать четыре минуты, – невесело ответил майор.

– Такая точность? – отец поднял брови.

– Эмпирически установленный инкубационный период вируса составляет двадцать четыре минуты. Если за это время ни с кем ничего не случится, значит, наша система обеззаражавания сработала, и вируса в ангаре нет.

– А если случится?

– Примерно треть погибнет, треть мутирует, а остальные попытаются от них отбиться. Но в бункер их не пустят.

– Их? – переспросил отец.

– Да. Тех, кто выживет.

– Вы с такой легкостью говорите об этом. – Мама передернула плечами. – Вы же сами тут.

– Я начальник химслужбы, сударыня, – отшутился Грохотов. – Я это все придумал, мне и проверять.

– Вы просто мутантов, наверное, не видели, – осадила его мама. – И не дай вам Бог!

Грохотов предпочел заткнуться.

Кирилл так устал, что нервничать во время двадцати четырех минут карантина уже просто не было сил. Но даже тут страх заражения давал о себе знать то и дело пробегая волной мурашек по коже.

Грохотов, не смотря на бравый вид, который он старательно на себя напускал, то и дело поглядывал на часы.

– Долго вы нас тут будете мариновать? – наконец спросил он в микрофон карманной рации. – Сорок минут почти!

Динамик прошипел в ответ что-то невнятное. Вскоре запирающий механизм лязгнул, открывая массивную герметичную дверь.

– Ну вот, господа! – Грохотов с облегчением улыбнулся. – Добро пожаловать в бункер.

Кирилл с облегчением выдохнул. С какой стороны ни глянь, а все же удалось выкрутиться из очень сложной ситуации. И выжить. Тут, в бункере, в любом случае будет лучше. Это ведь не бронемобиль. Тут не кончится кислород в системе замкнутого цикла, тут не надо думать, сколько воздуха осталось в ресивере пневмосигнала, и тут твоя жизнь не зависит от того, есть ли на дороге затор. Все эти ужасы остались позади. И это было хотя и маленькой, но победой.