– Тебе сейчас лучше будет, – заверила она меня. – Пойдем со мной в кабинет. Конечно, больным нельзя, но у меня есть пакетик растворимого кофе. Кофе пьешь?
Я медленно кивнула.
– Вот и отлично. От одной чашки ничего плохого не случится, к тому же кофе не заварной, а просто растворимый с сахаром.
Добрая Наталья Владимировна поставила кипятиться электрический чайник, насыпала мне в чашку обычный кофе «три в одном», после чего залила его горячей водой. Только сейчас я подумала, как давно не пила кофе. В больнице нам давали в основном компот или кисель, реже – чай. Обычный черный, без сахара. Один раз мне принесли какао, но я даже не помню его вкус – в памяти осталась бледно-розовая пластмассовая чашка со светло-коричневой жидкостью. Но при всем желании я не могу сказать, вкусное было какао или нет, был ли там сахар, был ли напиток горячий или холодный…
– Через двадцать минут будет завтрак, – проговорила Наталья Владимировна. – Я попрошу санитарку позвать пациентов, сама тебя провожу в столовую. Не хватало еще, чтобы ты по дороге рухнула в обморок.
– Со мной все в порядке, – ответила я медсестре, сама не слишком веря в свои слова. – Я дойду, не надо меня провожать.
– Конечно, дойдешь, – кивнула та. – Я просто пойду рядом с тобой. Если хочешь, мне так спокойнее. Ты же не будешь доставлять мне неудобства, так?
Я медленно пила кофе, стараясь полностью сосредоточиться на вкусовых ощущениях. После безвкусной и несоленой еды напиток казался мне приторно сладким, даже чересчур. Я несколько раз подбавляла воду, но кофе не становился лучше. Наталья Владимировна с удивлением смотрела, как я развожу напиток, а потом сказала:
– Да тут, наверно, вкуса нет уже! Я насыпаю кофе и наливаю половину чашки кипятка, чтобы не получилась вода. Иногда сахар добавляю.
– У меня что-то с восприятием случилось… – проговорила я. – Не обращайте внимания.
Кофе я так и не допила – Наталья Владимировна сказала, что пора идти завтракать. Она нажала кнопку вызова медперсонала и попросила санитарку позвать остальных пациентов в столовую, а потом кивнула мне, побуждая идти следом. Я старалась всем своим видом показать, что со мной все в порядке, иду я замечательно – быстро, ровно и уверенно, – и поневоле сама поверила в то, что ничего ужасного со мной не случилось. Ночной кошмар постепенно терял свои яркие краски, и я успокаивала себя тем, что вскоре и вовсе забуду про сон. Все-таки надо написать тете Миле смс – поинтересоваться, как у нее дела.
За столиком я сидела в одиночестве. Ани почему-то рядом не было, ее стул пустовал. Наталья Владимировна оставила меня возле столика, сама направилась к пункту раздачи. Медсестры всегда стояли возле поваров – наверно, проверяли, всем ли пациентам досталась еда и не пытается ли кто увильнуть от приема пищи. Наверняка были и такие больные, которые избегали питаться в столовой. С одной стороны, я их понимала – конечно, не заморские яства, а с другой стороны, считала, что, раз в больнице принято подавать такую еду, нечего ломаться. С детства ненавижу манную кашу, но ту, что у нас была на завтрак, старалась съесть до конца. Если подумать, это всего-навсего каша, а я не капризный ребенок, что дали, то дали. Зато к каше полагался бутерброд с маслом, и я пожалела, что нельзя взять добавку. К бутербродам я всегда относилась положительно.
Санитарка (не знаю ее имени) подошла к Наталье Владимировне и что-то сказала ей. Красивое лицо медсестры выразило сперва удивление, потом тревогу. Она что-то ответила и вышла из столовой.