— Десять!

— Достаточно, — оборвала Лилити слегка расставила ноги, когда демон уже занёс плеть для нового удара.

Не поднимаясь с колен, Двэйн приблизился к Госпоже и осторожно взялся за ремень её кожаных штанов. Руки его дрожали от близости к телу, которого он лишился более трёх столетий назад. Двэйн медленно, стараясь растянуть наслаждение, потянул на себя пряжку. Освободил дублёную бычью кожу и на секунду задержал руки на талии Лилит, стараясь почувствовать плоский живот под жёсткой кожей корсажа.

Лилит не торопила. Она с наслаждением наблюдала за лицом демона, забывшего, казалось, о времени, полностью погрузившегося в их жестокую игру. Двэйн осторожно опустил вниз штаны чародейки, и та слегка приподнялась, помогая ему. Когда она опускалась назад, камень обжёг бёдра холодом, добавляя чувствам остроты. Двэйн облизнулся, увидев показавшиеся из-под одежды припухшие губки. Будто случайно прошёлся по нежным складочкам носом. Разочарование накрыло его. Ему ещё не позволяли дотронуться до самого любимого места на теле Госпожи, но кто мог запретить случайные касания?

Губы Двэйна слегка задели едва приотрывшийся вход и опустились дальше. Лилит благосклонно сдвинулась ниже, сильнее разводя колени и позволяя Двэйну приникнуть губами к другой дырочке. Демон слегка высунул язык, выходя за грани ритуала, и проник вглубь плотной щёлки, обвёл им по краю сжатого отверстия, лаская нежную кожу.

Он не мог видеть, как расслабились плечи его Владычицы, как откинулась назад голова в беззвучном стоне. Заканчивая приветствие, Двэйн запечатлел последний поцелуй на столь притягательно близком, но все равно недоступном теле, и отстранился. Снизу вверх он смотрел в холодное лицо Лилит. Госпожа едва заметно улыбнулась, обнаружив во взгляде Двэйна всполохи пожара, а после осторожно взяла в руки его запястья и осмотрела надетые на них стальные браслеты с обрывками цепей. Сами запястья Двэйна были изорваны в кровь, будто он пытался вынуть кисти, не расстёгивая наручников, но ничего не вышло.

— Они сдерживают твою силу? — спросила Лилит.

Двэйн сглотнул и кивнул.

— Это Оковы Сондела. Они украли их в моей же тюрьме.

— Ты, наверно, хочешь их снять?

Двэйн кивнул, но во взгляде его появились нотки страха. Если Лилит спрашивала, вместо того, чтобы просто разбить оковы, значит, свобода достанется не бесплатно.

— Это нужно заслужить, — сказала Лилит, подтверждая ожидания Двэйна.

Оставался один вопрос:

— Чего ты хочешь? — демон помедлил, и добавил: — Госпожа.

Лилит окинула Двэйна задумчивым взглядом, от которого в жилах демона медленно стыла кровь. Приподняла сапог, и Двэйн напрягся, ожидая удара — но ничего не произошло. Подошва прошлась по его ноге от ступни до колена, а затем очертила контур твёрдого бедра.

— Не нравится, когда тебя касается грязный сапог? — спросила Лилит, продолжая путешествие и очерчивая мускулы на животе преемника трона. То и дело ребристая подошва касалась свежих царапин и синяков, заставляя того вздрагивать.

Двэйн не ответил.

— Тогда почисть его, — предложила Лилит.

Двэйн склонил голову в знак покорности. Он бережно взял в ладони ногу Владычицы и слегка отвёл от себя, с опасением глядя на свою непредсказуемую госпожу. Демон коснулся губами самого носка сапога, запечатлевая на грубой коже нежный поцелуй. Исподлобья он продолжал наблюдать за лицом Лилит, в надежде получить в награду хотя бы слабое движение бровей. Лицо ее оставалось неподвижным.

Двэйн медленно лизнул жёсткую кожу. На зубах скрипели крупицы грязи. Вкус был отвратительный — Двэйн не хотел даже знать, по каким болотам пришлось ходить Лилит. И всё же он со старанием вылизывал сапог дюйм за дюймом, с трудом заставляя себя не жмуриться от наслаждения — ведь это был сапог его Госпожи. Только она одна смела приказывать Двэйну. Только ей хватило бы силы причинить Двэйну боль. Только с ней мощное тело демона становилось мягким и покорным, будто глина. За долгие годы одиночества Двэйн почти забыл это чувство — принадлежности. Он думал, что находится дома под высокими сводами золотого дворца. Думал, что счастлив, когда распалённые тела приспешников склонялись перед ним. Но только теперь он вспомнил, что такое настоящее счастье.