– У нее нет семьи, – стал слышен шепот Вероники в воцарившейся тишине. – Только внук. Сын в тюрьме…
– Я понимаю, что эта новость крайне негативно скажется на вашем настроении. И все же прошу вас не расстраиваться и не забывать, что вы находитесь здесь, чтобы отдыхать и веселиться. У каждого на этой земле свой путь, и вышло так, что сегодня путь этого талантливейшего человека, увы, завершился. Завершился именно в нашей чудесной компании. Что ж, так хотел Господь. Спасибо за внимание. Почтим минутой молчания память Александры Ивановны. – По истечении паузы он закончил речь следующей фразой: – В связи с этим печальным событием я распорядился угостить каждого рюмкой коньяка семилетней выдержки. За мой, разумеется, счет. Помянем великую артистку!
Услышав про горячительный напиток, некоторые пришли в безнравственную радость. Я сморщилась. Образцова расширила глаза, повернувшись ко мне лицом. «Что поделать, все люди сволочи, – говорил мой ответный взор. – Даже такие воспитанные, как пассажиры люксового теплохода».
С Никой же творилось что-то из ряда вон выходящее. Она принялась рыдать, не стесняясь семьи и посторонних людей. Причем с привываниями и причитаниями, словно любимого мужа хоронила. Или детей.
Юлия сидела рядом с ней и потому начала гладить девушку по голове. Потом вдруг покраснела, решив, наверно, что это неприлично для едва знакомых людей, и руку убрала, опустив глаза низко-низко, в пол.
Богдана и Варвара иногда отрывали глаза от тарелок, чтобы направить их на сестру, но тут же возвращали назад. Что и говорить, их не сильно озаботила смерть какой-то там женщины. Они и во время речи директора круиза продолжали медленно, чинно есть, держа, само собой разумеется, спины настолько ровно, точно они были сотворены из стального бруса, а не из плоти и крови. Совсем неожиданно для себя я задумалась над тем, как помочь Веронике (что это со мной?), и только успела дойти мысленно до умерщвления старших сестер путем подбрасывания в их суп ржавых гвоздей, как помощь пришла с другой стороны: через весь зал к нам ринулся невысокий матрос, замер возле Вероники и прижал ее голову к своей груди. Вернее, к животу, так как девушка сидела, а он остался стоять. Приглядевшись, я поняла, что мужчина был корейцем. Или другим каким азиатом, я в них не особенно разбираюсь. Юлька оторвалась-таки от созерцания своих коленей и удивленно приоткрыла рот. Богдана изобразила на лице выражение крайней брезгливости, Варвара шепнула: «Идем!», и они спокойно удалились.
Конец ознакомительного фрагмента.