Словом, недолго думая, Саша миновала вахтера, бросившего на нее бдительный взгляд, поднялась на лифте на третий этаж, где располагалась редакция, и стала разыскивать нужную табличку. Она представляла жизнь редакции куда более кипучей, но вокруг было на удивление пусто и уныло, а жизнь, похоже, теплилась только в конце коридора, откуда доносились негромкая музыка и взрывы смеха. Саша направилась было туда, но, скользнув взглядом по табличке на ближней двери, притормозила. «Корреспонденты» значилось на ней, а чуть ниже «Никита Шмелев. Анна Гурова. Сергей Чупров».

Ага, значит, здесь!

За стеной истошно верещал женский голос. Не успела Саша постучать, как дверь распахнулась, и наружу рванулась девица, отчаянно рыжая и коротко стриженная, отчего голова ее смахивала на новогодний мандарин. Лицо «мандаринки» покрывали красные пятна, и она клокотала от злости, точно камчатский гейзер. Чуть ли не размазав Сашу по стенке, девица смерила ее яростным взглядом и ринулась по коридору прочь, влетев, словно торпеда, в открытые двери лифта. Саша замешкалась и снова едва не пострадала: следом выскочил молодой человек лет тридцати – лохматый, небритый, в черной майке с оскаленной волчьей мордой и в шортах цвета хаки.

– Черт! – выругался он сквозь зубы, заметив Сашу, и скривился: – Вы к кому?

– Мне нужен Никита Шмелев, – молвила она и храбро вздернула подбородок.

– Ну, я – Никита Шмелев! Чего надо? – сурово поинтересовался лохматый тип и, засунув руки в карманы, уставился на нее с наглой ухмылкой.

Саше он крайне не понравился – самонадеянный и плохо воспитанный провинциальный «мачо». Таких парней она презирала и знакомиться с ними не спешила. Но тут было не до принципов. И она сделала вид, что наглости не заметила.

– Я знаю, – сказала сухо Саша. – Видела ваше фото в газете. – И не сдержалась, съязвила: – Надеюсь, не очень помешала?

Никита не ответил, преувеличенно тяжело вздохнул и поинтересовался:

– И зачем я вам понадобился?

Саша вынула из сумки сложенную вчетверо газету и сунула ее Никите под нос.

– Месяца три назад вы брали интервью у моего деда, Федора Ковалевского, помните?

Шмелев поскучнел, на статью глянул без особого любопытства.

– Да, что-то припоминаю… Но Федор… Как его по батюшке?

– Анатольевич.

– Ага, Федор Анатольевич, но у него вроде никаких претензий не было. Помнится, даже главному редактору звонил, благодарил… Или что-то обнаружил и спохватился? Так бывает, но статья вышла бог знает когда, я не помню деталей. Но знаю, что грехов моих там нет. Тем более запись беседы сохранилась, можно сравнить с напечатанным вариантом…

Все это Шмелев выдал на одном дыхании, но как-то лениво, видно было, что ему плевать и на претензии, и на жалобщиков, обивавших редакционные пороги.

– Нет, я не по поводу претензий, – отрезала Саша.

Никита ухмыльнулся и широко распахнул дверь кабинета.

– Тогда другое дело. Прошу, проходите! Как, кстати, поживает Федор Анатольевич?

– Дедушка умер, – быстро сказала Саша и вошла в кабинет.

Никита изобразил скорбь на заросшей щетиной физиономии, но актером он был никудышным, а сочувствие – насквозь фальшивым.

– Правда? Черт! Ну, примите мои соболезнования! – И без перехода спросил: – Как вас зовут?

– Александра, – буркнула она.

– Да, смерть ходит за нами по пятам! – снова опечалился Шмелев, но профессия победила, и он поинтересовался: – Наверно, хотите, чтобы некролог напечатали? Тогда вам в отдел объявлений, это чуть дальше по коридору. Вы простите, что я об этом не знал, но в редакцию никто не сообщил о кончине Федора Анатольевича. Сами понимаете, жизнь у нас заполошная… Кофе будете? А от чего он умер?