Путешественник вспомнил, как в тот вечер поджидал его в новом, обживаемом месте для встреч историк Щёголев – давнишний приятель, завзятый оппонент и устроитель диспутов. Он послужил движителем идеи, указавшей путь в заброшенный дацан.
– Алексей! Алексей! – истошно орал историк, размахивая руками, сидя за оккупированным в буфетном зале столиком. – Давай сюда, я уже полчаса дожидаюсь! Твоя водка давно прокисла!
Щёголев услужливо отодвинул стул и попытался продолжить то ли заготовленную и продуманную заранее, то ли просто наболевше-закипевшую вступительно-изумительную речь.
– Алексей Николаевич, я вас, признаться, не просто так жду. Я и Тришку с запиской к вам за этим посылал. Получили? Вот и славно. Сейчас в стране каждый день что-то происходит. Ведь совсем недавно мы с вами сетовали на голод, холод, на то, как большевики страну пропивают, храмы рушат. А теперь!
– А что теперь? – Алексей Николаевич поднял удивлённо брови. – Вы, Щёголев, историк до мозга костей и любое нововведение для вас – находка! Победа грядущего социализма! Обновление или как бишь её? – «перестройка»! Все ждут чего-то нового и даже новых хозяев. Перестройка должна, нет, просто обязана перестроить драных социалистов в нужную сторону! А их нет! Некому управлять страной, кроме сраных кухарок! У этой страны нет хозяев! И не ожидается! Повыныривали откуда-то из купален чужие и взялись править тем, о чём ни представления, ни смысла не имеют. И эти чужие уже просто так власть не отдадут, пока не испоганят, не распродадут могучую Россию, не разбазарят её по мелким кусочкам.
– Чужие? – переспросил историк.
– Да-да, любезный, вы не ослышались, – кивнул Алексей Николаевич. – Откуда взялись, спрашивается? Кто они? Неизвестно. Ещё недавно почивший в бозе Вождь мирового пролетариата Ульянов-Бланк говаривал, мол, у нас и кухарка сумеет управлять государством. Вы можете, милостивый государь, представить себе кухарку, управляющую аэропланом? или же пароходом? или же крейсером «Варяг»? Не можете? Вот и я тоже. Но чужаков вместе с Лейбой Бронштейном-Троцким наплыло множество, и по каким инстанциям! Директор филармонии или какого-нибудь театра – чужой. Начальник почтового управления – чужой, директор соцобеспечения – однозначно чужой. Директор московского телеграфа – и подавно. А уж про финансовые структуры и говорить нечего! Но все мелкие чужаки лебезят перед чужим высокого полёта, перед американским ставленником Лейбой Бронштейном. Он – реальный командарм всеми войсками торгашей-архантропов без исключения. А кто командует армией, то и музыку заказывает. И если на очередном декабрьском съезде кто-нибудь не обуздает чужого, то Россия очень скоро превратится в большой мировой базар и будет окончательно разворована и превращена в кладбищенскую помойку!
– Тихо вы, тихо, Алексей Николаевич! – сдавленно зашептал Щёголев. При этом глаза его чуть выкатились. Собеседник Толстого явно опасался, что его приятель будет не к месту услышан. – Я вполне вас понимаю: вы неплохой писатель, а ни «Хождение по мукам», ни, скажем, «Аэлита» спросом не пользуются. И дело тут не в том, кто пришёл к власти, а в том, как исполняющих власть использовать нам! Вот, например, что вы про исполняющего обязанности Генерального секретаря ЦК ВСПС Сталина сказать можете? Ничего? Я так и думал. Но заметьте, дорогой вы мой Алексей Николаевич, у этого исполняющего обязанности в рабочем кабинете висит портрет, кого бы вы думали?.. никогда не догадаетесь! У него в кабинете висит портрет императора Всея Руси Петра Первого. Что? Съели? Вы пейте, пейте кофе, Алексей Николаевич, я сейчас ещё закажу.