– Змеи ничего не могут отхватить. – фыркнула я. – У них устройство челюстей такое, что они ни откусывать, ни жевать ничего не могут. Только целиком глотать, а потом отрыгивать то, что не подлежит перевариванию.

– Да охереть какая бесценная информация! И как я без нее жил до сих пор. Ты это, может зайдешь-то внутрь, пока не околела тут на ветру в своей тонкой тряпке почти на голое тело.

– Ну да, я же совсем из ума выжила, чтобы такое сделать, – насмешливо сказала… ладно, хотела сказать я, потому что с откровенно уже постукивающими зубами нормальную качественную насмешку не изобразить.

– А в чем проблема?

– В том, что тогда между мной и выходом будешь стоять ты, само со…

Договорить не успела, потому что дылда внезапно оказался прямо передо мной и не успела я и пискнуть на выдохе, как дёрнул, на мгновенье прижав к себе, как вчера в самом конце. Шагнул назад раз, другой, будто увлекая в танце с полным контактом, отчего у меня все, что могло ещё дыбом встать на теле, и встало. И тут же отстранился и практически впихнул внутрь помещения.

– Типа это что-то решает, – прозвучал его голос в моей отчего-то опустевшей до звонка голове. – Иди, блин, согрейся, зубами уже цокотишь. Мне тут минут на двадцать ещё возни. Трону тебя я ещё или нет – неизвестно, а вот воспаление лёгких запросто схлопочешь. И кто тогда твоих блохастых вонючек лечить будет?

Я пару раз моргнула, прогоняя странное наваждение и вместо того, чтобы ломануть вглубь клиники и запереться на всякий случай где-нибудь, развернулась и спросила.

– Как себя твоя подруга чувствует и ее собака?

– Собака? – зыркнул на меня из-под своей дурацкой челки, которую мне вдруг захотелось убрать рукой к чертовой матери, возившийся с дверью дылда, наморщил нос, фыркнул-кашлянул пару раз и неожиданно нашелся в хриплом смехе. Очень весело-искреннем, надо сказать, заразном таком, когда, невзирая на обстоятельства, начинаешь тоже улыбаться. – Со-ба-ка-а-а… П… псина сутулая прямо.

Что его так развеселило я не понимала, поэтому просто смотрела и ждала ответа.

– Да в порядке они в полном уже. Спасибо, что все же помогла.

– В порядке? – изумилась я несказанно. – После таких-то ранений и кровопотери? Вы все же обратились в клинику нормальную? Им швы наложили? Капают? Антибиотики колят?

– Тшшш! Не части! – махнул на меня рукой с отверткой дылда. – Говорю, что все норм, значит, так и есть.

– То есть, ни за какой помощью вы больше не обращались? Что это, черт возьми, за безответственность?! Мне вчера не дали все до ума довести и сами ничего не сделали. Соображаешь, какие могут быть последствия? Да к черту могут! Они будут, наверняка уже сейчас заражение полным ходом…

– Эй! Все нормально, я сказал! – оборвал меня псих.

– Да быть этого не может! Ни за что не поверю! Вези меня сейчас же, чтобы я убедилась собственными глазами! Я не хочу жить дальше и мучиться от чувства вины за чужие жизни.

И снова дылда оказался впритык внезапно, вот только что сидел на корточках и ковырялся отвёрткой, и вот стоит напротив, чуть наклонившись, максимально сблизив наши лица.

– А ты поосторожнее с приказами, детка. Если я тебя сейчас к себе отвезу, то все, это с концами уже.

– Кто вы такие? – почти шепотом, растеряв мигом весь свой пыл, спросила его. – Преступники?

– Знать хочешь? – он опять улыбнулся в своей жутковатой манере, и я тут же поняла, что с желанием знать тоже стоит поостеречься, ибо грозят уже озвученные последствия или чего похуже.

– Не хочу, – буркнула и, отвернувшись, пошла в приемную, а потом уже на кухню. Мне сейчас чай точно не помешает.