– А за то, – пробасил он, – чтобы думал в следующий раз. Зачем барышника приезжего на смерть зашиб? А? Тобой теперь пристав боготяновский интересуется.

– Да не убивал я его!.. – запротестовал Митька.

– Врет и не поперхнется! Мне-то зубы не заговаривай! – Бесшабашный отодвинул от себя опустошенную тарелку. Тут же около него появился половой с подносом в руках. Выставил перед гостем огромное блюдо с сазанами, выдержанными в белом вине, начиненными рисовой кашей, перемешанной с икрой.

– Ты мне для дела нужен был, Митя, – продолжил Бесшабашный. – Замыслил я тут одну заварушку. Так ведь нет… Пащенок!

– Ну будет тебе, Пафнутий! Виноват я, признаю. Только почто он мне шапку собачью торговал за…

Бесшабашный уже не слушал своего младшего подручного. Он неспешно кромсал рыбью тушку, запеченную в подсолнечном масле.

– Что за дело-то сказать хотел? – неожиданно заговорил молчаливый обычно Василий Обух, опрокидывая в рот остатки медовухи.

– А то! – Бесшабашный переложил себе в тарелку добрый кусок рыбины. – Ты Михайло Вайсмана помнишь? Должен помнить. В Сибири на каторге одну лямку тянули.

– Ну помню, – бросил Обух, пережевывая капустный пирог.

– Преставился он в том году, говорят. – Бесшабашный коротко перекрестился. – От жабы, говорят, сдох…

– Кто такой? – встрял в разговор Митька Черный.

– Всю Москву держал в своих лапах, пока жив был. Крепкий мужик. Был. Из хитрованских. Каторга сгубила… Хотя он уже старик был. И так помирать пора подходила. Да хоть не на каторге бы…

Бесшабашный прищелкнул пальцами. Половой живо шагнул к гостю.

– Да-с.

– Сольки бы мне. – Пафнутий выставил перед официантом ладонь, на которую тут же была поставлена солонка. – Так вот. В столице теперь без Мишани разброд и шатание. Хозяина у них нет.

– Свято место пусто не бывает, Пафнутий. Неужто никто так и не нашелся из ихних, чтобы порядок навести? – подал голос один из присутствующих, сухонький с тонкими гибкими пальцами карманника мужичок.

– То-то и оно!..

Бесшабашный показал половому на бутылку с медовухой, что безошибочно было принято последним как приказ к действию. Лакей ловко разлил напиток по стаканам и вновь заступил на свой пост, заняв место за спиной Бесшабашного.

– А ты, братец, поди погуляй пока, – обратился к официанту Пафнутий. – Поди, поди. И ты, Маланья, иди вниз. Посмотри, чтобы нас не беспокоил никто.

Хозяйка дома, все время трапезы проведшая за дверью соседней с гостиной каморки, вышла из своего укрытия и безропотно направилась к лестнице, ведущей на первый этаж.

– Компоту вам приказать принести? – Епифанова на мгновение задержалась у деревянных перил и оглянулась на Пафнутия.

Бесшабашный выразительно посмотрел в сторону хозяйки. Этого было достаточно, чтобы Маланья молниеносно исчезла в проеме лестницы и спустилась в трактир.

– И кто же теперь в Белокаменной верховодит? – Широкоплечий с пшеничного оттенка волосами парень, сидевший рядом с Обухом, посмотрел на Бесшабашного.

– Сестры Вайсман, Павлуша. То есть бабы. – Широкое лицо Пафнутия расплылось в улыбке, напоминающей оскал.

– Где это видано, чтобы бабы серьезными делами ворочали? – Голос тугоухого Ивана наверняка был слышен и на улице.

Бесшабашный махнул на него рукой:

– Ты бы уж молчал, Тетерев. А то так орешь, что твой голос и в полиции небось слышно. Знай себе, слушай и молчи. Когда надо будет, сам спрошу. Заговоришь тогда. У тебя кости ломать хорошо получается, а как рот раскроешь, так беды с тобой не оберешься.

Сидевший рядом с Иваном Колченогий, парнишка лет восемнадцати, ткнул соседа локтем.