Он подкатил мотоцикл, достал из под сиденья запасной шлем и протянул его мне со словами:

— Тогда держись покрепче за меня, Детка!

***

Надев шлем, я посмотрела на его мот. Передо мной стоял BMW R1200 CL - чёрный с серебристыми конечностями. Я буквально залипла на его железном 'коне'.

— Нравится? — спросил он.

— Очень! — выдохнула я, спросив, куда мы едем. — На Истсайдовскую галерею — ответил он.

Что ж, всё рано или поздно познаётся в первый раз. Вот и моя первая в жизни поездка на мотоцикле...

Я запрыгнула к нему на заднее сидение со спинкой, боясь потерять равновесие.

Он спокойно балансируя, откатил мотик на дорогу. Мотор взревел. По моей спине пробежал холодок от страха. Я инстинктивно обхватила его за талию, стараясь держать дистанцию. Но расстояние между нашими телами немного сократилось, когда он тронулся с места. Я тут же зажмурилась и сама прижалась к нему вплотную как только он набрал скорость на шоссе.

Это невероятное ощущение свободы, чувство полёта, невесомости и в то же время остроты от всего происходящего вокруг меня: чётко видимые дома, деревья, прохожие, кафе и бары. Мне захотелось запомнить этот миг в памяти навечно.

Мы прилично прокатились по городу, остановившись где-то под мостом. Он припарковал мот и провёл рукой по своим волосам после того, как снял шлем. Его этот небрежный жест и растрёпанные волнистые волосы добавили ещё больше сюрреальности моему внутреннему состоянию.

— Вот мы и на месте, — начал он, после того как мы перешли дорогу — Этому памятнику всего 12 лет...

Перед нами открылась длинная разноцветная бетонная стена. «East Side Gallery» (Истсайдовская галлерея), прочитала я на табличке у начала.

— В 1990 рухнула Берлинская стена, а это её остатки длиной 1316 метров. Новое объединённое правительство разрешило 118 артистам-художникам из 21 страны разрисовать стену на стороне бывшей ГДР. Западная часть стены была и так раскрашена. А к восточной до этого даже близко не разрешалось подходить, по приказу "Штази" вооруженные гэдээровские солдаты могли стрелять в жителей на поражение, рассматривая их приближение как побег... — вдруг замолчал он и пошёл вперёд.

Картины впечатляли и заставляли задуматься, вспомнить о разделении страны на два таких разных государства. Интересно, думала я, а как долго продержится такой памятник на открытом воздухе и будет ли он и через 20 лет так же волновать людей как и сейчас?

Ханнес подвёл меня к одной композиции, где Леонид Брежнев целует крепко в засос Эриха Хоннекера:

— Эта картина очень символична, написал её Врубель – русский художник. Как ты думаешь, почему она стала такой популярной? — обратился он ко мне, посмотрев прямо в глаза.

— Такой крепкий поцелуй между столь возрастными людьми, — хихикнула я, тут же серьёзно добавив — Символ крепкой дружбы–любви между Востоком и Западом... Символ падения стены и примирения западных и восточных немцев...

Он слегка приподнял брови от удивления, услышав мою интерпретацию, поспешно закивал, как бы соглашаясь со мной.

Вскоре мы пошли чуточку быстрее, чтобы успеть разглядеть побольше картин, прежде чем окончательно бы стемнело. Пару раз мы даже вместе сфотографировались на фоне интересных росписей, хотя он сразу предупредил, что не любит делать селфи.

Мне было так хорошо и легко с ним в целом, что я, забыв обо всех рамках приличия, сама спросила его прямо:

— Ты сегодня сказал мне, что я смелая и настоящая. Что ты имел под этим в виду?

Уголки его широко улыбавшихся губ сползли вниз, прежде чем он заговорил, осторожно подбирая слова: