Тем не менее следует отметить, что часто называемая «государственной грамматикой» или «официальной грамматикой» грамматика Триандафиллидиса до сих пор является самым авторитетным справочником по современной грамматике новогреческого языка. При этом Триандафиллидис очень определенно утверждал, что не ставит себе целью описать разговорный язык. Речь в данном случае идет о прескриптивной грамматике, которая основана на языке народных песен и подвергает этот язык стандартизации.

Отмена кафаревусы как официального языка в 1976 году и прекращение преподавания древнегреческого в школе привели к абсурдной ситуации – для современных молодых людей в Греции тексты, включенные в сборник, являются в определенной степени недоступными (многие из них, как было отмечено выше, переведены на димотику). Это поистине драматическая коллизия: представим себе ситуацию, если бы современный носитель русского был не в состоянии понимать язык Пушкина, Лескова, Толстого и Достоевского.

Однако ситуация с кафаревусой, на которой писали выдающиеся литераторы XIX века, гораздо сложнее, чем представляется на первый взгляд. На протяжении столетий византийские интеллектуалы, а затем их потомки и преемники, жившие уже в Османской империи, прежде всего воспринимали писание по-гречески как экзерсис, риторическое и стилистическое упражнение, заботясь прежде всего о грамматической правильности и верности древнегреческим эталонам. В их невероятно сложных и грамматически совершенных текстах отсутствует спонтанность и элемент импровизации.

При первом же приближении к текстам, представленным в сборнике, становится очевидна поразительная языковая свобода и раскрепощенность авторов. Языковая свобода коррелирует со свободой идеологической – не случайно именно сегодня греческая проза XIX века снова «входит в моду», становится объектом пристального внимания литературоведов, философов и прочитывается заново. Это по-настоящему модернистская проза, ее новаторство является совершенно естественным и спонтанным.

Тексты, входящие в сборник, не вполне однородны: несмотря на идею создания очищенного от заимствований, совершенного языка, каждый из писателей, представленных в данном сборнике, пользуется собственным языком, смешивающим «высокую кафаревусу», авторскую игру слов и различные языковые стили.

Таким образом, перед переводчиком стояла чрезвычайно сложная, почти нерешаемая задача – дать читателю почувствовать ритм, фактуру и атмосферу этой насыщенной прозы, где язык, собственно, является главным действующим лицом. Основным аргументом противников возможности адекватного перевода является постулат о невозможности перевести культурный контекст: случай греческой прозы XIX века – максимально сложный с этой точки зрения.

Вторая половина XIX века – весьма запутанный, драматический и интересный период истории Новой Греции. В 1821 году произошла греческая революция, позади осталась мрачная эпоха туркократии. Происходит становление греческой государственности и напряженные поиски национальной идентичности.

«We are all Greeks» («Мы все греки»), – писал Перси Биши Шелли, боготворивший античную Грецию. Не вполне ясно, имел ли он при этом в виду своих современников, говоривших по-гречески. Скорее всего, не имел. В век Просвещения эту фразу могли повторить за ним многие европейцы.

Всеобщее преклонение перед идеалами Древней Греции ставило перед потомками греков сложную, почти нерешаемую задачу – сохранить неизменным язык, который по определению должен меняться вместе с обществом. Сложность греческой языковой ситуации, раздвоенность языкового сознания греков, диглоссия и полиглоссия – все это (и многое другое) явилось следствием того, что греки очень рано – уже в V веке до н. э. – осознали эталонную значимость своих текстов, стали воспринимать кодифицированную норму как национальное достояние.