– Вы нажали не на ту кнопку, квартира Хатчисонов на втором этаже. Их переговорное устройство рядом с нашим.

– Извините, – произнес Боллинджер, когда Ярдли отключили связь.

Он позвонил в квартиру Хатчисонов.

Хатчисоны, очевидно, ждавшие гостей и менее осторожные, чем Ярдли, открыли ему внутреннюю дверь, даже не спросив, кто он.

В холле было тепло и приятно. Коричневый кафельный пол и коричневые стены. На полпути по коридору слева стояла мраморная скамейка, над ней висело большое зеркало. Обе квартирные двери из темного дерева с металлической отделкой находились справа.

Он остановился перед второй дверью и сжал пальцы в перчатках. Он вынул бумажник из внутреннего кармана и достал финку из кармана пальто. Когда он нажал на кнопку на полированной ручке, из нее молниеносно выскочило лезвие, семнадцать сантиметров длиной, тонкое и острое, как бритва.

Блестящее лезвие завораживало Боллинджера, вызывало яркие образы, мелькавшие у него перед глазами.

Он был почитателем поэзии Вильяма Блейка. Неудивительно поэтому, что отрывок из работы Блейка вспомнился ему в этот момент:

Тогда обитатели тех городов
Почувствовали, что их нервы превращались в мозг,
И твердые скелеты начали изменяться
В быстротечных конвульсиях, муках,
С болью, трепетом и мученьями
На всем побережье; пока, утихнув,
Чувства не убрались внутрь, сжимаясь
Под темной сетью инфекции.

«Я заставлю обитателей этого города прятаться за своими дверями по ночам, – подумал Боллинджер. – Но только я не инфекция, я – лекарство от всего того, что неправильно в этом мире».

Он позвонил. Спустя минуту он услышал ее за дверью и снова нажал на звонок.

– Кто там? – спросила она. У нее был приятный, мелодичный голос, в котором сейчас проскальзывала нотка беспокойства.

– Мисс Маури? – спросил он.

– Это я.

– Полиция.

Она не ответила.

– Мисс Маури! Вы здесь?

– Что случилось?

– Некоторые проблемы там, где вы работаете.

– У меня никогда не было проблем.

– Я не так выразился. Проблема не затрагивает вас. Но вы могли видеть что-нибудь важное. Вы могли быть свидетелем.

– Чего?

– Для объяснения необходимо некоторое время.

– Я не могла быть свидетелем. Только не я. Я ничего не видела.

– Мисс Маури, – строго произнес он, – если я должен получить ордер, чтобы задать вам ряд вопросов, я его получу.

– Как я могу быть уверена, что вы действительно из полиции?

– Нью-Йорк, – произнес Боллинджер с некоторой досадой. – Разве это не удивительно? Один подозревает другого.

– Приходится.

Он кивнул.

– Возможно. Послушайте, мисс Маури, у вас есть цепочка на двери?

– Конечно.

– Конечно. Накиньте цепочку и приоткройте дверь. Я покажу вам свое удостоверение.

Она неуверенно накинула цепочку. Это позволяло открыть дверь не более чем на три сантиметра. Он показал удостоверение.

– Детектив Боллинджер, – сказал он. Нож у него был в левой руке, прижат плашмя к пальто, острием вниз.

Она выглянула в узкую щель. Затем с минуту она вглядывалась в эмблему на внутренней стороне бумажника, потом внимательно изучала фотографию в пластиковой оболочке под эмблемой.

Когда она закончила изучать документ и взглянула на него, он увидел, что глаза у нее были не голубыми, как он думал, видя ее на сцене из затененного зала, а зеленоватые. Это действительно были самые завлекательные глаза, какие он когда-либо встречал.

– Удовлетворены? – спросил он.

Ее пышные темные волосы упали на лицо и закрыли один глаз. Она убрала их. У нее были красивые длинные пальцы, ногти покрашены красным лаком. На сцене, в кругу яркого света, ее ногти казались черными.

– Так о каких проблемах вы упоминали? – произнесла она.