– Забавно, забавно… Хайр – и вдруг лысый.

– Лето, я теперь каждый месяц голову брею, – Артём невольно провёл ладонью по голому черепу, где прежде красовался густой рыжий хвост, и добавил: – А ты, гляжу, располнел… и в очках.

– Есть такое… – застенчиво улыбнулся Виктор. – Слушай, ты как насчёт водки? Возьмём?

– Можно. Только у меня это… финансы…

– Забей. Не вопрос.

Виктор поискал взглядом официанта – на этот раз подошла улыбчивая девушка в цветных тату – и, прихотливо водя указательным пальцем по меню, сделал заказ. Он был привычен к ресторанной жизни, где днём проходили деловые встречи с клиентами, а по вечерам – знакомства со скучающими женщинами. Артём же чувствовал себя неуютно в людных местах, особенно если приходилось играть какую-либо социальную роль. Теперешняя мизансцена обязывала играть роль друга-нищеброда, испытывающего неловкость и в то же время радость от встречи с успешным, хорошо одетым приятелем. Понимая это, Артём внутренне удивлялся предсказуемости жизненных сцен, стараясь быть как можно естественнее в общении с другом. Но в “старании быть” – он видел – неуклонно, против воли проступала игра.

– Чем вообще занимаешься? – поинтересовался Виктор, ещё при встрече заметивший разбитые туфли и застиранную футболку Хайра.

– Я кукольник, – привычно защищаясь улыбкой, ответил Артём.

– Это как?

– Ну, кукол делаю для театра. Иногда кукловодов замещаю, если роли несложные. Веточек там разных, зверушек.

– Серьёзно?! – удивился Виктор. – Это тот кукольный театр под виадуком, в виде терема?

– Он самый.

Виктор умело разлил водку из пузатого графина. Друзья звякнули рюмками и выпили за встречу.

– Забавно, забавно… – разомлев от спиртного, душевно говорил Виктор. – Я ведь был в этом театре в детстве, с мамой ходил. Крошечный зал с деревянными креслами, чёрная ширма. Картонные избушки с запахом дешёвой краски… Я ещё понять не мог, откуда гром берётся и вспышка, когда Яга в царевну превращается. Думал, по-настоящему всё…

– Так и есть, – морщась и занюхивая хлебом, кивнул Артём.

Наступила минута того русского благодушия, когда неудержимо хочется спасти мир от зла или задушить друга в объятьях. И если бы не преграда в виде широкого стола, разделявшая чужих, в сущности, людей, сведённых случайностью, то Виктор бы так и сделал – обнял друга.

– На самом деле всё просто: вспышка магния и удар палкой по стальному листу, – раскрыл тайну кукольник.

– Это ты зря, – огорчился юрист. – Вменяю тебе психическую травму детства, нанесённую в зрелом возрасте.

Посмеиваясь, они выпили ещё по одной.

– Знаешь, а я чуть было следаком не стал, – начал Виктор, жуя. – То есть стал на какое-то время. Мне даже корочки выдали. Полазил с месяц по городским трущобам, насмотрелся достоевщины всякой: дети убивают родителей, родители – детей. То квартиру не поделили, то кредиты не погасили, а чаще всего – по пьяни. И уволился. Так спокойнее. Работаю тихо-мирно в адвокатской конторе, на жизнь хватает…

– Не коллектором?

– В смысле? А-а… Нет, это другое ведомство. Долги, что ли, какие есть?

– Алименты.

Виктор не сразу нашёлся, что на это ответить. Он считал, что Артём, как и многие из его прежних друзей, живёт с родителями, работает где придётся, без прицела на карьерный рост. Теперь вот выяснилось, что Хайр – кукольник. Нет, творчество, конечно, дело хорошее. Он и сам когда-то пописывал стишки и рисовал чёрной краской на стенах. Но разве этим проживёшь? Тем более если семья. Приходилось по-новому смотреть на человека, как бы друга, успевшего жениться и развестись, который в его памяти всё ещё тряс огненным хайром со сцены и посылал недовольных “доро́гой на”.