Она провела у нас дней пять. Как-то, когда Арины не было, я решил поговорить с Наташей, что называется, по-хорошему.

– Наташ, я же всё вижу и всё понимаю. Заканчивай. Я люблю Арину. И никто другой мне понравиться просто не может…

Её лицо покрылось красными пятнами.

– Я ради тебя всей своей жизнью в родном городе пожертвовала! Пошла против своей матери! Она же звонила, она поняла, где я! Устроила мне истерику, сказала, всё равно заберет меня отсюда! А я на всё готова ради тебя, понимаешь ты это?! С детства тебя люблю. И не забывай – ты больной, а я здоровая! Но мне это всё равно, я готова нести этот крест. А ты вот так, значит, да?

– Я не крест, не надо меня никуда нести…

– Я всё равно тебя люблю и буду тебя ждать.

Я уже вызывал ей такси, чтобы скорее закончить эту мелодраму.

Может, из того, что я написал, у вас сложилось мнение, что я какой-то нытик и всегда всем недоволен, но это не так. Вот свой институт я искренне полюбил. Главным образом за тех людей, с кем я там познакомился.

Например, Игорь. Мы частенько сидели вместе. Игорь был мне симпатичен своей нормальностью. Я люблю таких людей. Их не сломит ничто. Думаю, если б ему поставили мой диагноз, он бы печалился не больше двух дней.

Как-то я обмолвился, что у меня много книг. Но классика, оставшаяся от прежней хозяйки квартиры, его не интересовала.

– Посовременнее что-то есть? – спросил Игорь.

И тут я вспомнил, что у меня сохранилась целая стопка маминых книг. Собственно, это всё, что от неё у меня и осталось. Ну, и фотки её. Но я стараюсь не трогать мамины вещи. Я избегаю всего, что хранит память о ней.

– Есть иностранные книги девяностых годов выпуска. Пойдут?

– То, что нужно! – обрадовался Игорь.

Он выбрал несколько книг. “На игле” Уэлша (большая удача, что у меня есть эта книга, её ведь в магазинах теперь не найти, сказал Игорь), Берроуза “Обед нагишом” и Томпсона “Страх и ненависть в Лас-Вегасе”.

– Всё-таки в наркокультуре что-то есть, – сказал он. – Уэлшевский Марк Рентон ведь сознательно колется. В его жизни, благодаря этому, есть хоть какие-то вспышки. Пусть это всё ведет в могилу. Зато он живёт не так, как весь этот средний класс.

Наркокультура. Ага. Так вот как называется то, что отняло у меня возможность быть здоровым – наркокультура. И я отвечаю:

– Моя мама умерла от передозировки. Ей было 25 лет. Я вырос, даже не узнав, что такое – быть чьим-то сыном…

– А почему она стала наркоманкой, почему выбрала такую жизнь?

– Понятия не имею. Слишком любила моего отца? Господи, как я его ненавижу, это же все он… Хотя, не знаю, может, она просто не видела смысла в жизни? Или ей, как ты и говоришь, обрыдло все, что она видела вокруг? А вообще, “наркокультура”, “наркокультура”… Хорошо рассуждать, книжки об этом почитывать, когда тебя это не касается…

В голове пронеслось: зачем я это говорю? Еще минута, я и про ВИЧ проболтаюсь…

А Игорь сказал:

– Это очень больно, мне не понять, как это ужасно… Знать, что мать променяла тебя на наркоту… Врагу не пожелаешь. Но если бы она была жива?.. Кем бы она стала? Ты никогда не думал? Вот моя мать. Жива и здорова. Она сделала себя сама, успешная женщина. У нее фирма по производству офисных стульев. Стульев офисных, понимаешь? Когда я в прошлом году сказал, что хочу поступать на биофак, она только посмеялась. Говорит, поступай, но через пять лет в любом случае будешь моим исполнительным директором. В любом случае!.. А я в гробу эти офисные стулья видел… Ладно, вроде более-менее донес до нее, что хочу быть биоинженером. Она, конечно, и слова-то такого не знает… А тут как-то недавно рассказывал ей про нашего Петра Петровича, ну, какой он классный, что он месяцами может не вылезать из лаборатории, что каждый ген он изучает до мельчайшей морщинки… А она вдруг посмотрела на меня, как на насекомое, и говорит, мол, а какая зарплата у твоего Петра Петровича? Я говорю: не знаю точно, 20–25 тысяч, наверное, как у всех преподов, а что? А она: а то, что люди, которые получают 20 тысяч, ничему не могут научить, ну разве что только, как стать такими же неудачниками. Представляешь? В общем, не хочу я жить, как моя мать, как ее друзья и коллеги. Пошли они все. Захочу – сторчусь нафиг…