Похоже, говорит искренне.

– Хорошо. Прошу вас встать. Катарелла, подними крышку.

Катарелла опустился на колени рядом с гробом и слегка приподнял крышку. Резко отвернулся, сморщившись.

– Ям фетет [3], – обратился он к комиссару.

Монтальбано в ужасе отпрянул. Так это правда! Он не ослышался! Катарелла говорит на латыни!

– Что ты сказал?

– Я говорю, воняет уже.

Ну нет! На этот раз он все отлично расслышал! Ошибки быть не может.

– Да ты меня за дурака держишь! – взревел комиссар, сам чуть не оглохнув от звука собственного голоса.

Вдали отозвалась лаем собака.

Катарелла бросил крышку и выпрямился, красный как рак.

– Я? Вас? Да как вы могли такое удумать? Чтоб я, да чтоб такое себе позволил…

Не в силах продолжать, он обхватил голову руками и в отчаянии заголосил:

– О, ме мизерум! О, ме инфелицем! [4]

У Монтальбано потемнело в глазах, вне себя он бросился на Катареллу, схватил за горло и стал трясти, словно грушевое дерево со спелыми плодами.

– Мала темпора куррунт! [5] – философски заметил Лококо, дымя сигарой.

Монтальбано остолбенел.

Теперь и Лококо решил побаловаться латынью? Неужто комиссар перенесся назад во времени и не заметил этого? А почему тогда все одеты по-современному? Ни тебе туники, ни тебе тоги?

С грохотом упала крышка. Из гроба медленно поднимался покойник в саване.

– Монтальбано, где ваше уважение к усопшим?! – гневно возопил труп, снимая покровы с лица.

Батюшки, да это же сам «господин начальник» Бонетти-Альдериги!

Монтальбано долго лежал, размышляя о приснившемся. Сон запал ему в душу.

Не потому, что покойником оказался Бонетти-Альдериги, и не потому, что Катарелла и Лококо болтали на латыни, а потому, что сон был предательски похож на явь, а последовательность событий в нем строго соответствовала логике. Каждая деталь, каждая мелочь лишь усиливали ощущение реальности происходящего, когда граница между сном и явью становится слишком тонкой, практически неуловимой. Хорошо еще, конец получился фантастическим, а то сон мог оказаться одним из таких, что вспоминаешь спустя некоторое время и не можешь сказать, приснилось тебе все это или произошло в действительности.

Все, что ему приснилось, не имело с действительностью ничего общего, включая визит министра.

И наступивший день был, увы, не выходным, а рабочим. Как и все остальные.

Комиссар встал и открыл окно.

Небо было еще голубым, но со стороны моря уже меняло цвет, зарастая наплывавшей пеленой плотных облаков.

Только он вышел из душа, как зазвонил телефон. Снял трубку, с мокрого тела на пол капала вода. Звонил Фацио.

– Комиссар, простите за беспокойство, но…

– Я слушаю.

– Звонил начальник. Поступило срочное сообщение. Речь о министре внутренних дел.

– Разве он не на Лампедузе?

– Да, но вроде как решил посетить временный пункт размещения мигрантов в Вигате. Прибудет через пару часов на вертолете.

– Черт бы его забрал!

– Погодите. Начальник распорядился, чтобы весь комиссариат прибыл в распоряжение замминистра Синьорино, он будет здесь через пятнадцать минут. Я звоню вас предупредить.

Монтальбано с облегчением вздохнул.

– Спасибо.

– Вы, конечно же, являться не планировали.

– В точку.

– Что мне передать Синьорино?

– Что я дико извиняюсь, с гриппом дома валяюсь. Животом маемся, нижайше просим кланяться. А когда министр уедет, позвони мне в Маринеллу.

Так значит, визит министра случится наяву!

Неужели сон был вещий? Но если так, значит ли, что «господин начальник» вскоре очутится в гробу?

Нет, это простое совпадение. Продолжения не будет. Особенно потому, что, если вдуматься, даже представить невозможно, чтобы Катарелла заговорил на латыни.