– Это я там был только что, видно, столкнул нечаянно тот камень. Вы здесь у всех на виду, – прошептал в ответ младший сержант, – а там будете находиться под камнем, значит, сверху будете невидимым. Если не хотите, я туда поползу. Увидите их – открывайте огонь.

– Стой, я сам туда поползу, – поднял руку Стеклов. – Если что, меня с ефрейтором Каплиным прикроете, – и пополз в то место, куда указал ему только что Нечипоренко.

Прав был младший сержант: это место было более удобным по сравнению с тем, на котором он прятался несколько минут назад. С крышей, каменным ребром, скрывающим его от бокового обзора.

Но вот в чем вопрос: если спускающиеся со скалы душманы окажутся справа, как же он откроет по ним огонь, ведь там находятся Каплин с Нечипоренко? Хотя их отсюда и не видно, но он не должен забывать о том, что пуля может срикошетить от камня. И тут…

…С трудом открыв глаза, Валентин понял, что лежит, упершись лицом в камень. Голова была очень тяжелой, он с трудом, постанывая, попытался ее оторвать от земли, но какая-то сила придавила его.

– Кто твой комантир? – услышал он приглушенный голос.

«Я в плену?» – ледяной молнией резанула мысль, и, кусая разбитую губу, Валентин вжался в камень.

– Я спрашивай, кто твой комантир дивизий? Молчишь? Сечас тепя упью… Я тепья последний раз спрашивай, кто твой ком-мантир дивизий?

– Херовая у вас разведка, – выдавил из себя Стеклов.

– Кто? – Что-то твердое и холодное уперлось в затылок лейтенанта.

В висках похолодело. «Вот и вся твоя война», – мелькнуло в голове лейтенанта.

– Хотчешь жит? – Каждое слово допрашивающего было каким-то холодным, чуть ли не морозным.

Судорога прошлась по согнутой левой ноге, и Валентин от невыносимой боли застонал:

– А-а-а!

– Как фамилий твоего комант-тдира? – придавливая чем-то твердым затылок, повторил свой вопрос душман.

– Да пошел ты!.. – выкрикнул Валентин и тут же почувствовал, как что-то острое коснулось его горла!

– Я отрезай тепе голова, если не сказешь!

Сильные толчки крови в висках, разрывая сосуды, стали напоминать колокольный набат. Только эти звуки отдавались болью, ударявшейся в затылок.

– Послетний вопрос, лейтенант. Не ответишь… – Валентин понял, что нож, упирающийся своим лезвием ему в горло, сейчас разрежет его сонную артерию…

– Ну, лейтенант, ясный день!

– Да пошел!..

Какая-то сила в этот же момент развернула тело Валентина, и он сквозь солнечные лучи с трудом рассмотрел нависшее над ним лицо душмана. Оно было покрыто черной серой щетиной, глаза – сощуренными, губы – растрескавшимися.

– Живи пока, Валька, ясный день! – прошептал ему в ухо знакомый, с хрипотцой, голос старшего лейтенанта Васнецова.

Валентин с трудом поднялся с кровати, глянул на светящийся циферблат электронных часов, лежавших на тумбочке, и с облегчением вздохнул. Да, у него еще есть время поспать несколько часов, чтобы хоть немножко восстановить свои силы после тех двухсуточных занятий. Готов ли он и сегодня отправиться с взводом Васнецова на новые занятия в экстремальных условиях гор – вопрос глупый. Он служит в армии, а не занимается в какой-то спортивной любительской секции. Здесь царят законы Древней Спарты: полное подчинение и выполнение всех приказов вышестоящего руководства. А времени у него превратиться из желторотого офицера в готового боевого командира взвода почти нет. В любую минуту могут направить на задание…

Все офицеры в кубрике спали. Кто-то храпел, кто-то бредил, крича какие-то невнятные слова…

Перевернув мокрую от пота подушку и потянувшись всем телом, Валентин снова провалился в сон.