— А какая разница где?

Я чуть не подавилась от возмущения. Но так и не вырвавшуюся в ответ тираду прервал Фахрим:

— Лей, разве ты не слышишь, что тебе принц велит? 

Меня аж передернуло от его визгливого голоса, и про себя я решила, что не буду петь ни при каких обстоятельствах. То же мне, нашли обезьянку: выйди и спой им, да еще и станцуй посреди полной народа площади! От озвучивания точного описания пути, куда они все могут идти со своими приказами и пожеланиями, меня отвлек тихий голос профессора: 

— Лей, мальчик мой, я прошу тебя, спой для нас.

Поначалу я не поняла подобной просьбы со стороны профа, однако, оглянувшись, осознала, что внезапно оказалась в полукольце охранников Заруха и Нарима, и те смотрели на меня с вполне читаемой угрозой. Псевдо-танцовщица тоже заметила какие-то враждебные действия и перестала потрясать телесами. А до меня внезапно дошло, что из охранников эти бравые ребята как-то резко превратились в тюремщиков. Зарух из странного, но все же приятеля — в палача, по воле которого эти, кажется, уже такие привычные и понятные люди могут в долю секунды меня скрутить. Ромич и профессор из хозяев ситуации — в простых статистов, с мнением которых никто и не подумает считаться, а Фахрим… Фахрим так и остался Фахримом. Ничего хорошего я от него и так не ожидала.

Поглядев в глаза Заруха, я спросила:

— Ваше Высочество, вы настаиваете на том, что мне нужно выйти и спеть здесь, посреди площади?

Почему-то вопреки ожиданиям я не столько злилась на ситуацию, в которую попала, сколько была обижена на Заруха и впервые со дня нашего знакомства перешла на обращение «вы». Почему-то, несмотря ни на что, этот мальчишка мне нравился, и я даже успела записать его в друзья, хотя никому в этом точно не призналась бы, а он… Он хотел моего публичного унижения. Я чувствовала это! Почему? За что? Хотя… Пожалуй, мне это уже неинтересно.

Последняя мысль совпала с утвердительным кивком принца. Я видела, что он прекрасно понял, о чем я подумала, и его губы дрогнули в попытке что-то сказать, но в последний миг он сдержался.

— Да спой уже, малец. Чего уж, — проговорила, тяжело вставая с колен, танцовщица, которая прекрасно слышала нашу перепалку, — принцам не перечат. — И она отвесила Заруху поклон. — Жильгер, заканчивай выть, господа петь изволят!

Да уж, приласкала танцовщица своего компаньона, так приласкала, ничего не скажешь. А я спою, только уж точно не то, о чем меня просили. 

Меня наполнил какой-то злой кураж. Хотели моего унижения, принц? Не выйдет!

Я вошла в круг, образованный возле барда и его танцовщицы, и спросила:

— Бубен какой-нибудь есть? — Разумеется, он нашелся. Все же это бродячие музыканты. — Что ж, господа хорошие! — раздался мой звонкий голос над толпой, а я буквально почувствовала этаким удалым цыганом. — Спою вам песню вольную, вольную да веселую!

Весело загомонил в руках бубен, а в голове появилась знакомая мелодия русского романса «Дорогой длинною», которую почему-то навеяли неумелые потуги танцовщицы.

Ехали на тройке с бубенцами,

А вдали мелькали огоньки.

Эх, когда бы мне теперь за вами,

Душу бы развеять от тоски…

…

Во время песни я активно помогала себе бубном и притопывала ногами. Горе танцовщица тоже не растерялась и вполне успешно помогала мне завести публику своими телесами, под конец, бухнувшись и начав двигать плечами. Видимо, считая этот финт своим коронным номером. Я, решив ее поддержать, на последнем припеве встала на одно колено и с блеском в глазах продолжила колотить в бубен, отчего пышечка стала стараться еще больше, а мужчины, стоявшие в первых рядах, придвинулись к нам как минимум на шаг. В моем мире народ над подобной самодеятельностью посмеялся бы, а то и просто откровенно поржал, а здесь ничего, хлопали от души. Да-а, не избалованы местные, совсем не избалованы. Закончила я свое выступление, подняв раскрасневшуюся и запыхавшуюся танцовщицу на ноги и вручив ей бубен. Все это время я демонстративно не смотрела в сторону своих друзей и провожатых, а потому не видела их реакции. Но меня это сейчас мало волновало.