Но надо было определяться на службу. Николай Николаевич ехал в Тифлис, одному в станице оставаться было тоскливо.

Братья поехали вместе. Дорога дальняя – горы заняты Шамилем. В Тифлис ехали сперва на северо-запад до станицы Екатериноградской, а потом на юг через Владикавказ, Дарьялское ущелье, Крестовый перевал. В дороге были семь суток: первые сто верст пути были неинтересны, равнина, однообразные волны Терека, знакомые станицы.

Владикавказ путешественники застали окруженным черно-зелеными дубово-буковыми лесами, спускающимися по склонам гор к предместьям города. Терек разбросанно бежал по серым плоским голышам, вынесенным из гор Кавказа. Улицы вымощены теми же голышами и напоминали об отмелях Терека.

Дорога шла по постепенно суживающейся равнине. Терек шумел сильнее и сильнее, горы сходились, сжимая ладонями откосов быструю реку. Терек не шумел, а ревел в каменной щели. Дорога лепилась по уступам гор и шла то по щебню, то по вырубленному камню.

Внизу быстрая, ворчащая вода, скрученная из волн, вверху небо.

Толстой ехал по следам Пушкина и Лермонтова.

В ущелье впадали другие ущелья, круглые башни замыкали их. Было тесно, черно.

На горах цеплялись кустарники, над ними белыми потеками сверкали леднички. Дорога переходила по дрожащим мостам с одного берега Терека на другой. Потом горы разомкнулись.

Селение Казбек находится на высоте тысячи семисот пяти метров над уровнем моря. Кругом горы, и среди них издали огромный, ограненный льдами Казбек. На уступе Казбека, на черной горе стоит маленький островерхий храм, и тучи, теснясь по ущелью, проходят между Казбеком и храмом, перетягиваясь через камни, перегибаясь через седловину, как белый хворост.

Толстой поднялся в храм. Храм был мал, заброшен, вокруг него лежали камни, на фронтонах высечены туры.

Поехали дальше: дорога опять сузилась, снега подошли прямо к ней. Дорога, изгибаясь от усилий, поднималась кверху по северному склону водораздельного хребта, к видимому кресту на Крестовом перевале.

Крест все крупнел: он каменный, большой.

Становилось все холоднее, тише. Дорога отошла от Терека, смолкли ручьи, безмолвствовали льды; воздух был прозрачен.

Вид так широк, что ухо просит звука, равного впечатлению зрения, но все было безмолвно.

Начали спускаться. Зажурчала вода, отодвинулся снег. Показалась нить реки в двухверстной глубине, горы покрылись истертой травой; по узким серым тропам-горизонталям виднеются на серо-желтой траве вереницы желто-белых овечьих стад.

Ниже показались сады и рощи.

Опять шумит вода; уже громко шумит.

И скоро люди услыхали, как щебечут птицы.

Миловидная Грузия встретила их. После Душета увидали старинный, усохший от древности каменный городок Мцхет с храмом XI века.

История разрозненными страницами, исписанными неведомыми письменами, лежала под ногами Толстого.

Две реки – мутная Кура и сине-белая Арагва сливались около моста, построенного еще римлянами; наверху возвышался древний храм, описанный Лермонтовым в поэме «Мцыри».

Храм покрывал верх горы – она обнажалась внутри храма, как главная святыня: некогда вершина горы была священным местом, на котором приносились жертвы.

По каменным берегам Куры к воде спускаются дома Тифлиса.

Тихо, жарко. К дальней скале прилепилась, как сокол, пестрая кирпичная крепость. Пять мостов перекинулись через быструю Куру, плавучая мельница крутит над нею деревянными колесами.

Город полон экипажами, конями, верблюдами, пестрой толпой. Дома нависли над улицами широкими балконами; улицы сходятся на треугольных площадях.