– Павлик, куда же ты? – фальшиво суетилась она. – А чай? Я пирог испекла.

– Спасибо, Машенька, – ответил Павел. – Пойду я. Поздно.

– Ты хоть дорогу помнишь? – Маша, улыбаясь, смотрела на него, давала понять, что шутит. – Тут рядом остановка автобуса, Юра проводит. Я тебе сейчас поесть соберу. Там же ничего нет. Положишь в холодильник, а завтра разогреешь. Там и магазин есть, и кафе, даже бар. И новые дома строятся. Наш дом хотели купить, но мы тебя ждали. Цены растут, ужас просто! Вообще там хорошо, свежий воздух, зелень, деревья. Я приеду в воскресенье, приберусь. – Она говорила возбужденно, радуясь, что все так безболезненно разрешилось. Накладывала салаты в баночки, колбасу и сыр в пластиковые коробочки. Заворачивала в салфетку пирог. Поколебавшись, сунула жестянку чая.

– Хватит, Маша, – сказал Павел. – Куда мне столько?

Она выпрямилась, посмотрела на брата и вдруг заплакала.

– Прости меня, Павлик, – всхлипывала она. – Какая жизнь жестокая… Как все получилось… Но ты не думай, мы с тобой. Мы всегда с тобой. Ты мой старший братик, любимый, помнишь, как мы в детстве… ты всегда меня защищал…

Юра стоял, опустив голову. Павел шарил в карманах – не помнил, куда сунул ключ. Маша шмыгала носом, вытирала слезы и смотрела на него сияющими глазами. Ушли куда-то мелочные расчеты, опасения, досада. Она словно сейчас только поняла, что вернулся ее брат, единственный, которым она так гордилась и которого очень любила, умница, сильный, удачливый. А ведь как его подкосило, куда все ушло – постарел, почернел, взгляд жесткий, седина на висках. И эта одежда – дешевый пиджак, грубая кожаная куртка, грубые ботинки. Ей стало жалко брата, и впервые она подумала о том, что он пережил там…

Наконец сцена прощания завершилась. Павел прижал к себе сестру, пробормотал что-то о подарке для Лешки, который за ним, и они с Юрой вышли.

– Недолго, – по привычке приказала Маша вслед мужу и тут же добавила, смутившись: – Посадишь Павлика на автобус, он же ничего тут не знает. А я приеду в воскресенье, помою окна, приберусь. Мы все приедем. Надо рассаду купить, помидоры, огурцы. Устроим субботник.

Мужчины вышли на улицу. Ночь стояла тихая, прозрачная, полная запахов молодой зелени и мокрого асфальта. Недавно прошел легкий дождь, воздух был сладкий, и дышалось удивительно легко. Юра закурил, предложил сигарету Павлу. Стояли, дымили вместе.

– Ты знаешь, – сказал вдруг Юра, – я иногда думаю, что… – Он запнулся, не умея выразить словами то, что чувствует. – Я думаю… Жизнь продолжается, одним словом. И особенно понимаешь это… в такую ночь. Весна… просто душу переворачивает! – Он прерывисто вздохнул. – А мы сидим перед ящиком, смотрим до одурения! Или лежим. Господи, что мы смотрим! О чем говорим!

Павел кивнул неопределенно. Было уже около двенадцати. Свет фонарей отражался в мокром асфальте. Дождь и ночь разогнали людей, улица была пуста.

– Автобус редко ходит, – сказал Юра, словно оправдывался. – Поздно уже.

– Ты иди, Маша беспокоится. – Павлу хотелось остаться одному. – Я доберусь.

– Знаешь, я бы тоже махнул с тобой… – сказал Юра с тоской. – Там хорошо сейчас, трава… Скоро яблони зацветут, сирень. А потом черемуха. Там всегда хорошо, даже зимой. Я как-то надумал построить камин, но Маша не захотела. Веранда… Тишина вокруг… Звезды. Сидишь, думаешь… На полу кружка крепкого чая… Синяя…

Павел взглянул на него – что это с ним? Лицо Юры было печально-сосредоточенным.

– Поехали со мной, – предложил он, смутно чувствуя, что тому хочется услышать именно это.