– А мы все отчистили, даже дедушкин самовар! Мама все охала, что самовар может испортиться, а я взяла и отчистила! И он не испортился, а улучшился и теперь сияет натуральным самоварным золотом! – добавила она хвастливо и вдруг спросила, сделав серьезное лицо: – Как ваша голова?

– Моя голова? – не понял Плетнев.

– Ну да! Мы же вас ударили так ужасно! Слушайте, вы нас извините, пожалуйста, – начала было она и замолчала, как будто сама себе заткнула рот.

– Вы кто? – грубо спросил Плетнев, который на самом деле ничего не понял. – Старухи ваши родственницы, что ли?..

Девица захохотала так радостно, словно Плетнев сказал ей невесть какой комплимент. Или преподнес в подарок виллу на озере Комо.

– Старуха – это и есть я, – объявила она и опять захохотала. – Ну, то есть одна из них. А другая моя мама! Та, что вас стукнула. А я вам таблетку приносила и воды запить!

– Позвольте, но вы же…

– Да ничего не мы же!.. Мы просто пытались выкурить ос! У нас на участке осиное гнездо, очень страшное! Николай Степанович обещал помочь, да так и не собрался! Пришлось самим. Мама все беспокоится, что они нас покусают! Она всего боится.

– Я знаю, – пробормотал Плетнев. – Особенно медведей и гадюк.

– И еще ос! Мы с мамой собирали малину, потом стало так жарко, даже осы затаились. Мы решили, что самое время из выкурить. Мы надели телогрейки, штаны ватные, накомарники, рукавицы брезентовые и стали брызгать, но мне кажется, ничего мы не выкурили, только распугали, потому что они в гнездо как лезли, так и лезут. А после того, как мы вас… оглушили, выкуривать ос было очень глупо, мы сначала переживали, а потом полночи хохотали. Не над вами, конечно, а потому, что мы такие идиотки…

– Как вас зовут? – перебил Плетнев.

– Нэлли, – сказала девица. – Нэлли Лордкипанидзе. По-моему, ужасное имя, да?

Плетнев не знал, ужасное оно или нет.

– А мою маму зовут Нателла Георгиевна, а вас Алексей, я помню. Я маме потом сказала, что, если бы вы не оказались абсолютно вменяемым человеком, плохо бы нам пришлось!

– Каким?! – поразился Алексей Александрович, но она не стала повторять.

– Так что спасибо вам большое! И за молоко тоже!

Она пошла по дорожке, прихватила из тенька бутылку с кружкой, обернулась и махнула ему рукой.

– Если мне удастся уговорить маму и она испечет пироги, я вам принесу! Как всякая порядочная грузинка, моя мама готовит так, что можно умереть! Только ленится всегда! Но ради вас, Алексей, она пойдет на все! – И девица поклонилась так низко, что ее необыкновенные волосы коснулись травы.

Это было очень красиво – золотое на зеленом. Он даже какое-то время думал о том, как это красиво.

Плетнев вычистил все дорожки, каменный фундамент террасы, а заодно еще и крыльцо.

Все теперь стало влажным, блестящим, как будто новым, и Плетнев был очень горд собой и началом новой жизни.

Полвечера он трусливо прятался в доме от Валюшки, которая взывала к нему из-за забора, приглашая на мясо, которое «Витюшка от так жарит!», поужинал какой-то диетической ерундой из пакетов и банок, тоскливо думая о том, что его французский доктор остался бы доволен, вытащил книжку из «Библиотеки военных приключений», пристроился было читать на своем диване, но тут его так сладко и неудержимо потянуло в сон, что он уснул щекой на «военных приключениях», как бывало только в детстве, когда он засыпал за уроками.

Под утро ему приснились изумруды, небывалые, невиданные, что-то зеленое и золотое, и это было очень красиво. Потом прибежали собаки, утащили изумруды, оглядываясь и скалясь, стали закапывать в снег, и он их пытался прогнать, хотя было страшно. Они отбегали, садились в отдалении и выли, а потом оказалось, что это не собаки, а волки, и нужно бежать, а он не может пошевелить ни рукой, ни ногой.