Краска? Какая краска? Ах, на сапогах, зелёная… Так ведь они с колдуном по полянам шли, товарищ старший лейтенант. Травка, значит, слегка пожухла, так гномики её, видать, подновили слегка. А гуашь – она ж маркая…

Разрешите продолжать? Есть!

– Э, браток! – говорит вдруг старшина. – А автомат-то твой где?

Смотрят все: нет автомата.

– Стало быть, – бледнея, говорит Пиньков, – я его там оставил…

– Э, браток… – говорит старшина.

А что тут ещё скажешь? Сами знаете: «За утрату и промотание казённого имущества…» Ну, промотания, положим, никакого не было, но утрата-то налицо!.. Ясно, короче, что хочешь не хочешь, а придётся Пинькову туда опять лезть.

– Стройся! – командует со вздохом старшина.

Построились.

Смотрит старшина на орла Пинькова и понимает, что в таком виде орлу Пинькову пространства нипочём не прорвать: щетина, гуашь эта на сапогах, да и бляха потускнеть успела…

– Отставить! – командует.

Привели Пинькова в порядок, пылинки смахнули. Оглядел его ещё раз старшина и говорит:

– Ты вот что, браток… Возьми-ка ещё один боекомплект. Ситуация, она ведь всякая бывает. А ты у нас вроде как на боевое задание идёшь…

Зачем ему патроны без автомата? Ну а вдруг, товарищ старший лейтенант! Старшина ведь верно сказал: ситуация – она всякая бывает…

Отчислили Пинькову под ответственность старшины два полных рожка и снова построились.

– Равняйсь! Смир-рна! Рядовой Пиньков!

– Я!

– Выйти из строя!

– Есть!

Вот когда проверяется, товарищ старший лейтенант, насколько развито у бойца чувство ответственности! Вбив в зазвеневший плац два строевых шага, рядовой Пиньков со сверхъестественной чёткостью повернулся через левое плечо – и снова очутился в овраге. С первого раза.


Глава 2

О воин, службою живущий!

Читай Устав на сон грядущий.

И утром, ото сна восстав,

Читай усиленно Устав.

Нет автомата. Разворошил траву, землю пощупал – нету.

«Э! А туда ли я попал вообще?» – думает Пиньков.

И в самом деле, товарищ старший лейтенант, не узнать местности. Во-первых, в прошлый раз лето было, а теперь вроде как осень: листья сохнут, желтеют, падают. А во-вторых, бардак, товарищ старший лейтенант! Трава не стрижена, листву сгребать никто и не думает, поляна уже не квадратная – расплылась, съела гравийные дорожки, зато в траве кругом тропки протоптаны. Раньше, значит, ходили как положено, а теперь ходят как удобно. А автомат кто-то подобрал, не иначе. И хорошо, если так. А то ведь поди пойми, сколько тут в овраге времени прошло, пока Пиньков старшине о своих приключениях докладывал! Может, месяц, может, год, а ну как все пять лет? Проржавел бы в гречневую кашу – под открытым-то небом!

И направился рядовой Пиньков к ближайшему дереву. К тому самому.

Полпути ещё не прошёл, а сообразил, что никакая это не осень. Болеет дерево. Мало того что листья желтеют и сохнут, банки тоже скукожились, помельче стали, искривлённых полно, деформированных, кое-где уже бочок ржавчиной тронут…

Под деревом должен бы пупырчатый стоять на задних лапах – пусто. Возле самых корней – норы какие-то, земля кучками.

– Эй! Есть тут кто-нибудь? – говорит Пиньков.

В одной из нор что-то заворочалось, и вылезает пупырчатый. Но какой! Уж на что Пиньков не робкого десятка – и то попятился. Бегемот, честное слово! Лоб – низкий, глазёнки – злобные, загривок прямо от ушей растёт. Уставился на Пинькова, с четверенек, правда, не встаёт, но видно, что колеблется: не встать ли на всякий случай?

– Слышь, браток, – дружески обращается к нему Пиньков. – Ты тут на полянке автомата моего случаем не видел?

Ошибка это была, товарищ старший лейтенант. Явный тактический просчёт. Как услышал пупырчатый, что добром его о чём-то просят, засопел, скосомордился… Зарычал в том смысле, что гуляй, мол, свободен, и снова в нору полез. Кормой вперёд.