Мы сидели за большим столом в просторной летней кухне гостевого дома. Остальные столы пустовали – прочие постояльцы предпочитали питаться в кафе и столовых, не утруждая себя приготовлением вкусной и здоровой домашней пищи.

Мы, собственно, тоже себя этим не утруждали: в нашем дружном семействе никто не возражает против того, что бессменное дежурство в горячей точке у плиты несет один папуля. Он делает это по доброй воле и с искренним удовольствием, что всех устраивает.

Впрочем, этим вечером наш родной кулинар-изобретатель кашеварил не в одиночестве – у соседней плиты возился еще один джентльмен. Была бы я феминисткой – порадовалась бы.

– Прошу прощения, вы из Петербурга? – откровенно неодобрительно покосившись на чужую сковородку, спросил коллегу папуля.

– Да, а как вы догадались? – удивился бородач.

Папуля скривился и уже открыл рот для нелицеприятного ответа, но мамуля издали погрозила ему пальчиком, и он удержался, не стал резать правду-матку, проявил тактичность:

– Типичная питерская кухня.

Бородач объяснений не попросил, а я заинтересованно посемафорила папуле бровями: что там такое, в чужой сковородке?

– Эти питерские во все добавляют картофель, – переместившись к нашему столу, тихо сказал папуля и передернулся. – Но как можно заливать яйцами вчерашнюю картошку фри, жуткая гадость получится!

– А как они пихают жареный картофель в шаурму, после чего она превращается в эту их шаверму? – пожал плечами Зяма. – На вкус и цвет, как говорится, все фломастеры разные.

– А утром, – оглянувшись на бородача, хлопочущего над своим ужином, доверительно нашептала бабуля, – я видела, как они разогревали вчерашние макароны с вареным луком и морковью!

– И без мяса?! – тут наконец проняло и Кулебякина.

– И даже без сыра, – подтвердила бабуля и перекрестилась.

– Завтра я приготовлю лазанью с фаршем из телятины, баклажанами, розовыми томатами, твердым сыром и угощу этих бедных заблудших людей, – решил папуля. – И на будущее запишу для них пару простейших рецептов. А вы, когда пойдете с пляжа, сорвите мне на склоне одну душистую травку, я покажу вам фото, она нарядная такая, синенькая, вы не ошибетесь… Ну что? Готовы к приему пищи?

– Всегда готовы! – по старой детской привычке дружно отсалютовали я и Зяма.

– Несу паэлью. – Папуля вернулся к плите и приплыл от нее с вместительным сотейником.

Примерно на четверть часа застольная беседа прервалась, пока благодарные едоки отдавали должное таланту повара. Тем временем бородач тоже завершил свои кулинарные труды, снял фартук, вышел на веранду и, опасно перевесившись за перила, вывернул голову и покричал вверх:

– Лисуня, кушать!

Тут только я узнала в нем утреннего мужика с зонтом.

– Лисуня, все готово, спускайся!

– Не хочу, – донесся со второго этажа гостевого дома капризный женский голос.

– Как – не хочу? Лисуня, надо покушать!

Дробный стук приборов затих: за нашим столом все с интересом прислушивались к переговорам «этих питерских».

– Я не хочу спускаться, неси кушать сюда!

Бородач негромко, но с искренним чувством выругался.

Я оглядела родных мужчин: на их лицах читались сильные чувства в диапазоне от сочувствия (у папули) до возмущения (у Зямы). Чеканные черты Дениса исказило отвращение – он яростно презирает подкаблучников.

Мне приходится очень стараться, чтобы капитан Кулебякин думал, что в нашей с ним маленькой ячейке общества все судьбоносные решения принимает исключительно он один.

– Конечно, Лисуня! – тихо вытошнив последнее ругательство, прежним сладким голосом покричал бородач и потащился в дом со сковородкой.