Едва гости ступили с трапа на землю, их ошеломил духовой оркестр. Он играл… «Интернационал»! Правда, этот советский гимн никто вслух не пел, но кто же не знает слов: «Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов!..» Впрочем, судя по беззвучно шевелящимся губам Майского и Литвинова, они пели по-французски, в оригинале:
И прибывшим было совершенно ясно, что обещали им принимающие хозяева СССР:
Особенно «импонировали» эти слова миллионерам Халлу и Гарриману. Хотя виду они, конечно, не подавали, а стояли, замерев, с каменными лицами, что было хорошо видно кинооператору, снимавшему их крупным планом.
Правда, сразу за «Интернационалом» оркестр стал играть гимн США «Star-Spangled Banner», и гости, расслабившись и приложив правую руку к груди, мысленно запели: «O say, can you see, by the dawn’s early light, / What so proudly we hailed at the twilight’s last gleaming?.. / Whose broad stripes and bright stars, through the perilous fight, / O’er the ramparts we watched, were so gallantly streaming?..»
При этом и пожилые генералы, и их молодые помощники с любопытством присматривались к русским солдатам, парадной шеренгой застывшим у трапа самолета. Так вот с кем они теперь союзники! Высоченные и скуластые молодцы с автоматами ППШ на груди, в ладных шинелях, блестящих зеленых касках, начищенных сапогах и белоснежных перчатках. Медленно поворачивают головы, не отрывая взгляда от проходящих вдоль их строя иностранцев и пожирая глазами двадцатипятилетнюю Кэтлин Гарриман.
Дежурная речь Молотова: «Мы рады приветствовать на нашей земле наших друзей и союзников…» Кажется, подумал кинооператор, в августе 1939-го этими же словами Молотов встречал тут Риббентропа, чтобы подписать знаменитый договор о дружбе с Гитлером, договор, который позволил фюреру напасть на Англию, а СССР – на Польшу. Впрочем, ту встречу Борис не снимал, поскольку тогда он еще учился на операторском факультете ВГИКа. Но он видел и помнил ее по выпускам «Союзкиножурнала», который показывали во всех кинотеатрах страны перед началом каждого киносеанса.
Ответная дежурная речь Корделла Халла, которого Молотову переводил личный переводчик Сталина Валентин Бережков: «Мы уверены, что совместными усилиями мы разгромим нашего общего врага…»
– Караул, направо! – зычно скомандовал командир кремлевской парадной роты. – Шагом марш!
Такого слаженного, с оттягом, прусского печатного шага никогда не видел ни один из прибывших американцев, даже генерал-майор Джон Дин. Подошвы начищенных сапог в унисон взлетали в воздух на стандартную высоту 30 сантиметров и единым ударом обрушивались на землю, как того требовал ритуал, усвоенный еще при императоре Павле. Затем хозяева подвели гостей к их посольским машинам – Халла и Гарриманов к черному «Линкольну» с двенадцатицилиндровым двигателем, Дина – к новенькому кремовому «Бьюику».
Впрочем, это Борис Заточный уже не снимал – экономил пленку для съемки следующих гостей, прибытие которых ждали буквально с минуты на минуту.
– А где ваши машины? – спросил между тем Гарри-ман Валентина Бережкова.
– На подходе, – улыбнулся Бережков, он тоже оставался на аэродроме для встречи следующей делегации – британского министра иностранных дел Энтони Идена, советника британского правительства барона Уильяма Стрэнга, посла Великобритании в СССР барона Арчибальда Кларк-Керра и генерала Хастинга Лайонела Исмейя, советника Черчилля по военным вопросам.