Слезы заполнили глаза девушки, и она, поджав губы, напряженно размышляла о своем невыносимом положении. Одна русская пословица приходила ей на ум — из огня да в полымя. Если бы она только знала, когда убегала в дремучий лес от Франсуа Лавазье, что найдет здесь гораздо худшую муку, то подумала бы десять раз, прежде чем сделать это. Катюша прекрасно видела, что Иван неравнодушен к ней. Именно такой же горящий, ласкающий взор был и Франсуа. И из этого вышла жуткая история. К тому же во взгляде Ивана было что-то еще. Нечто дикое, необузданное, опасное, и это пугало Катю. Так как она отчетливо осознавала, что не сможет даже убежать от него, если он вдруг решит сделать ее своей любовницей. От бессилия что-либо изменить горькая слеза покатилась по щеке девушки.

Заслышав, что Иван отошел от нее и лег на свою узкую лавку, девушка немного расслабилась и попыталась уснуть.

.

Напряжение между молодыми людьми достигло апогея через пару дней. Вечером после ужина, как обычно по средам, топили баню. Когда около восьми Иван зашел в избушку, Катюша была уже готова. Она сидела на кровати в одной рубашке, с распущенной косой и босая, прижимая к себе чистую рубашку. Окинув ее цензорским взором, Иван буркнул:

— Пойдемте, все готово.

Он быстро снял с гвоздя большую меховую медвежью накидку и, захватив ее валеночки, приблизился к девушке. Катюша проворно натянула на ноги обувь и, сильнее прижав к себе чистую рубашку, подняла на него глаза, показывая, что готова. Иван обернул девушку в длинный мех, который полностью скрыл ее, и легко поднял на руки. У выхода он, остановившись лишь на миг, умело засунул ноги в валенки и вышел на мороз. Пройдя по узкому двору, он вошел в низкую баньку, толкнув ногой дубовую дверь. Здесь, в предбаннике, посадив ее на скамью, снял с девушки меховую накидку. Стащив с себя тулуп и валенки, он остался босиком на холодном деревянном полу. Повернувшись к Катюше, которая уже разулась, подошел к ней. Ухватив одной рукой за талию, а второй под ягодицы, Иван стремительно поднял ее с лавки. Девушка тихо охнула, оказавшись вертикально припечатанной к его широкой груди, невольно схватившись рукой за его широкую шею. Ее ноги не доставали до пола. Иван медленно направился в моечную, так же ногой толкнув дверь и вошел в маленькое помещение, освещенное лишь одной лучиной в углу.

Эта странное положение — когда он держал ее вертикально, сильно притискивая девушку к своему телу и держа руками за талию и ягодицы, — до крайности смутило Катюшу. Но она не смела даже возразить, ибо видела, что Иван смотрит на нее испепеляющим взором и лишь хмурится. Ее лицо было на уровне его лица. Он остановился посередине, уперев в нее властный взгляд.

— Позвольте мне попарить вас, — попросил он обволакивающим гортанным хриплым голосом. — Я наломал новых березовых веток. Вам понравится…

Последние его слова вызвали в душе девушки взволнованный нервный трепет. Она прекрасно поняла, что Иван вновь, как и все предыдущие дни, пытается настоять на своем желании попарить девушку, несмотря на ее нежелание. В его взгляде, темном, поглощающем, отчетливо читалось страстное диковатое выражение.

— Нет, — тихо, одними губами неуверенно произнесла она.

— Катюша, отчего же нет? — настойчиво выпалил он срывающимся от бешеного возбуждения голосом, не спуская взгляда с ее лица, желая найти в глазах девушки хоть немного ласки к себе. Иван ощущал, как изящное тело Катюши, которое сжимали его руки, невозможно нежно и упруго. Эта интимная поза, когда она полностью была прижата к его торсу, а ее чудесные близкие озера глаз возбуждали, до крайности накаляла все его страстные помыслы. Ее сладкий запах, неповторимый и волнующий, немного усилившийся оттого, что она мылась в бане три дня назад, вызывал в его существе жгучее возбуждение. Желание, которое Иван сдерживал в себе уже почти два месяца подряд, просто снедало его. Он сильнее сжал узкую талию Катюши правой рукой, чувствуя, что его тело словно горит. Его левая рука начала дерзко ласкать через тонкую ткань сорочки упругие ягодицы девушки, поглаживая их и чуть сжимая. Приблизив вплотную свои губы к ее губкам, он низким баритоном прохрипел: — Вы что, боитесь меня? Обещаю, что не буду прикасаться к вам. Я только веником…