Те давние времена вызывали у Гиффорд своего рода ностальгию. В особенности ей были памятны прогулки с бабушкой Эвелин, которая всегда носила с собой ирландскую трость. Не могла Гиффорд без умиления вспоминать и то, как читала книжки дедушке Филдингу.

«Нет, уехать из родного города мне никогда по-настоящему не хотелось», – решила про себя Гиффорд. Она никогда подолгу не могла жить в крупных современных городах Америки, таких как, например, Даллас, Хьюстон или Лос-Анджелес. Несмотря на то что поначалу они привлекали ее своей чистотой и насыщенностью жизни, царившая там суета была ей не по вкусу. Когда еще ребенком Гиффорд впервые попала в Лос-Анджелес, он показался ей чудом из чудес. Но такие города ее быстро утомляли. Вероятно, очарование Дестина заключалось еще и в том, что он находился недалеко от ее родного города и ей не составляло труда до него добраться. А при желании она всегда могла сесть в машину и еще до захода солнца вернуться к родным ее сердцу дубам. Да, она воистину любила свой Новый Орлеан, город тараканов, город разрухи, город ее семьи и многих других счастливых людей.

На память ей пришел отрывок из Хилари Беллок, который однажды она обнаружила среди бумаг покойного отца:

– Хочу тебе раскрыть один небольшой секрет, – однажды сказала ей мать, Лаура Ли. – Поскольку ты Мэйфейр в десятом колене, а это действительно так, ты никогда не будешь счастлива за пределами Нового Орлеана. Так что на этот счет даже и не обольщайся.

Что ж, по-видимому, она была права. В десятом колене, в пятнадцатом… Не в этом суть. Но была ли счастлива сама Лаура Ли? Гиффорд до сих пор помнила ее смех, ее надломленный грудной голос.

– Я слишком больна, чтобы думать о счастье, любимая моя девочка, – говорила ей мать. – Принеси-ка мне лучше «Таймс пикайун»[22] и чашку горячего чая.

Подумать только! В жилах Моны течет больше крови Мэйфейров, чем у кого бы то ни было в клане. Любопытно, каким коленом является она? Может, двадцатым? Нет, Гиффорд положительно должна увидеть компьютерную версию семейного древа собственными глазами. И тщательно изучить сложнейшую схему, в полной мере отображающую многочисленные линии браков между двоюродными и троюродными братьями и сестрами. В этом деле ее интересовало только одно: была ли хоть одна струя свежей крови за последние четыре-пять поколений?

Мэйфейр женится на Мэйфейр. Никто из них не считал нужным объяснять причину внутрисемейных браков посторонним людям. А теперь еще случилось так, что Майкл Карри остался в злополучном доме совсем один, меж тем как его жена исчезла в неизвестном направлении. И как могло случиться, что Роуан, которую ребенком похитили из этого дома ради ее собственного блага, вернулась в него, чтобы быть проклятой…

Однажды в минуту отчаяния Райен сказал:

– Знаешь, Гиффорд, на самом деле в жизни имеют значение только две вещи: семья и деньги. Остальное не важно. Нужно быть очень, очень богатыми, как мы, и иметь хорошую, крепкую семью.

Она тогда смеялась до слез. Должно быть, это произошло пятнадцатого апреля, когда он посчитал свой подоходный налог. Однако Гиффорд вполне поняла, что он хотел сказать. Она, так же как Райен, не была ни художником, ни певицей, ни танцовщицей, ни музыкантом. Семья и деньги для них олицетворяли собой весь мир. То же самое можно было сказать и о всех остальных Мэйфейрах, для которых семья была не просто семьей в обычном понимании этого слова. Это был клан, нация, религия, одержимая привязанность друг к другу.