Франа удивлённо подняла брови. Насколько она помнила, на Манхэттене подобные вопросы решали прямо на месте, без привлечения «надзорных органов». Выстрел в затылок, удар ножа, если было время, кусок верёвки с петлёй удавкой – вот вам и суд, и следствие, и мера пресечения.

Но, видимо, в этом Лесу свои порядки. Не столь кровожадные.

– А вы куда собирались, дядя Петя? – спросил Умар. – Вижу, вы с товаром, вьюки-то полны…

На Франу сильван поглядывал с почтительным недоумением. Та, уловив взгляд спутника, усмехнулась, демонстративно сложила нож и спрятала в рукав.

– В Пионерское. – не стал скрывать челнок. – Большой заказ из усадьбы «Воронцово». Ну и в «Ладошки» по дороге заглянул, крюк-то невелик…

«Ладошки» – богатый хутор, расположенный в самом центре парка близ метро «Проспект Вернадского», получил название по странной скульптуре, установленной на перекрёстке центральных аллей парка – контуры человеческих ладоней, красная, синяя и жёлтая и зелёная. Обитатели хутора тщательно ухаживали за диковинной инсталляцией, благодаря чему она и пережила эти тридцать нелёгких лет.

Челнок снова повернулся к пленникам.

– Пожалуй, к золотолесцам мы их не поведём. Далеко, да и хлопотно. Я лучше придумал: разденем до подштанников, и пусть катятся на все четыре стороны. Посмотрю я, куда они отправятся в таком виде!

– И куда? – заинтересованно спросил Умар.

– Может, в Мичуринское пойдут сдаваться, может, в Пионерское, к колхозникам. А скорее всего – в ГЗ. Эта троица наверняка уже успела напакостить в окрестностях, по мелочам, а университетским охранникам на это плевать. Подержат в обезьяннике пару недель, дадут какое ни то тряпьё, да и отпустят восвояси.

– Верно. – подтвердил Умар. – Когда Шапиро нас отправлял, то предупредил, что в окрестностях пошаливают.

– А я о чём? – обрадовался челнок. – Клык на холодец, как говорит Бич, это их работа. Вот и пусть пишут явку с повинной…

– Злой ты, дядя Петя. – с удовольствием сказал Умар. – разве можно с людьми так? Лучше уж прирезать.

– Зато ты, как я погляжу, добрый. – ухмыльнулся Петюня. Ну-ну, не обижайся, это я шуткую. Буду на Кордоне – обязательно скажу Вахе «спасибо». Хорошего сына воспитал, храброго!

– Вы закончили ваш диспут, signore? – осведомилась Франа. – Если нет, то решайте что-нибудь, prego[11], а то у меня ещё Molti… много дел.

– Да, конечно… – заторопился Умар. – С этими только разберёмся – и идём.

На выполнение коварного плана Петюни понадобилось минут десять. Один из бандитов, тот, с распоротым боком, попытался было, заспорить, но Петюня ткнул его сапогом под рёбра. Пленник заткнулся. Двое других угрюмо молчали, обречённо уставясь в землю. Умар помог челноку увязать на Мойшу трофеи, поулюлюкали вслед ковыляющим прочь налётчикам, и распрощались, вполне довольные друг другом. Напоследок сильван забрал в счёт их с Франой долю добычи – битую жизнью двустволку двенадцатого калибра с укороченным прикладом и обрезанными почти наполовину стволами. «Такое было у дяди Сергея, Бича, то есть. – объяснил он Фране. – Состояние, вроде, сносное, потом постреляем, испробуем…»

Итальянка спорить не стала – мужчине, в конце концов, виднее. Осмотрев трофей и клацнув пару раз стволами-переломками (к её удивлению, патронов в них не было), она повесила кургузое ружьецо на плечо.

– Ладно, mio amico![12], идём. A lupara пригодится – вдруг тут у вас не только banditi, водятся, но и волки[13]?

До Главного здания они дошли примерно за час – сутки назад прошёл дождь, и Мичуринская улица снова превратилась в глубокий каньон, по которому неслись в сторону Воробьёвых гор потоки вспененной коричневой воды. Временные мостки, сооружённые фермерами, ежедневно шастающими на университетский рынок, снесло, и пришлось делать изрядный крюк, пока не нашлось поваленное дерево, по стволу которого провал и преодолели.