Мотаю головой и смеюсь, как дурочка: о чём я, в самом деле? Отец даже не заметил, что я не ночевала дома.

– Прости, я же говорила, что плохо себя чувствовала, – поддерживаю его неосведомленность: меньше знает – крепче буду спать я.

– Ясно, – заключает отец и продолжает орудовать в тарелке вилкой.

– И даже не спросишь, как я себя чувствую? – У меня до сих пор болит всё тело, ступни жжёт от многочисленных, хоть и неглубоких порезов, опухшие от слёз глаза и искусанные в кровь губы не заметить и вовсе нельзя. 

 Отец бросает на меня мимолётный взгляд и вновь возвращается к омлету.

– Раз сидишь здесь и ешь, значит все хорошо! – говорит сухо, по-деловому, а я едва сдерживаю слёзы.

– Я сегодня никуда не поеду – Лерой может быть свободен.

– Кстати, о Лерое, – задумчиво произносит отец, наконец-то устремляя на меня свой взгляд. Вся съёживаюсь под пристальным наблюдением, решая, что погорячилась с выводами на его счёт, но отец все так же слеп к моей боли. – Пару дней его не будет. Либо сиди дома, либо бери Арсения – решай сама.

– Пару дней? – с сожалением, что Лерой и вовсе не уволился, переспрашиваю старика. – И где же он?

– Не знаю, дочь. – В руках отца чашка с кофе, а внимание давно обращено к новостной ленте в мобильном. – Взял выходной. Его жизнь меня не интересует.

 Хочу крикнуть, что не только его, но вместо этого встаю из-за стола и убегаю к себе. 

– Трус! – кричу, утыкаясь лицом в подушку. – Какой же ты, Амиров, трус! Ненавижу!