Чувствую, что перегибаю палку. Я груб. И вижу по глазам девчонки, что цель достигнута: она обижена и раздавлена. Пусть так! Знаю по себе, что невозможные отношения лучше обрубать на корню.

  Арина вырывает ручонку из захвата, а у само́й подбородок трясётся, и в глазах явно собираются слёзы. Жду, когда расплачется, топнет ножкой, убежит или, того чище, начнёт угрожать отцом. Но Арина с силой тычет в меня указательным пальцем и зло выплёвывает:

– Однажды ты пожалеешь о своих словах! Домой поехали!

 А уже после разворачивается и семенит к выходу.

 

 В полной тишине везу Арину домой, изредка поглядывая на неё через зеркало заднего вида. Чёрт! Мне неловко. В конце концов, я взрослый мужик, который мог быть и помягче: она же ещё совсем девочка.

– Прости, – чеканю на очередном светофоре громко и чётко.

– Проехали, – бурчит под нос, всё так же глядя из окна автомобиля на залитый солнцем город, а потом резко оборачивается в мою сторону: – Ты реально подумал, что нравишься мне? Ты же старый! И некрасивый. И вообще, мне больше светленькие нравятся, с голубыми глазами.

– Отлично! – едва сдерживаю смех. – Значит, сработаемся!

 Девчонка кивает и снова отворачивается к окну, но замечаю, что тоже улыбается. 

 – С Петром мы все обсудили, – решаю уточнить, пока опять не поругались. – Теперь, давай, с тобой обговорим детали. Я приезжаю каждый день к девяти утра и уезжаю в восемь вечера. В это время ты не отходишь от меня ни на шаг, уяснила?

– Лерой, – язвительным голоском подмечает мелкая. – Это ты ни на шаг от меня не отходишь. Ты моя тень, не забыл?

– Не придирайся к словам. – Вечно она всё передёргивает! – С восьми вечера до девяти утра ты сидишь дома. Никаких подружек, ночёвок, клубов и вечеринок. Это понятно?

– Я похожа на монашку? – сверлит меня взглядом. – Мне вообще-то восемнадцать!

– Ты похожа на пятилетнюю капризную девчонку, Арина. Я не могу быть рядом двадцать четыре часа, а дела у твоего отца идут скверно. Неужели пару недель нельзя потерпеть?

– Можно,– покорно кивает, а потом язвительно усмехается:

– Значит, все развлечения запланирую в светлое время суток. Лерой, ты попал!

 Особняк Кшинских встречает меня белоснежными витиеватыми воротами и постом охраны с моими ребятами. Всё четко. 

 Сам дом – небольшой, в форме буквы «П» – расположен в глубине участка и укрыт многолетними деревьями. Видно, что когда-то здесь был красивый сад, но всё пришло в запустение, словно участок забросили много лет назад.

 В гостиной нас встречает жена Кшинского. Классическая блондинка с утиными губками, которые она пытается растянуть в приветливой улыбке, но выходит гримаса подыхающей лягушки. Да и цвет лица у неё какой-то нездоровый. То ли она отравилась, то ли...

– У неё токсикоз, – читает мои мысли Арина и берет меня за руку. – Охранники обычно ждут на кухне. Пойдём, я покажу.

 Киваю беременной Снежане, но, похоже, своим присутствием вызываю новый приступ недомогания. У Ксюши не было токсикоза, да и вообще, пока Тимоха сидел у неё в животе, она цвела и благоухала. Поэтому вид Снежаны меня немного удручает (впрочем, как и атмосфера в доме Кшинских в целом; так бывает – вроде, и красиво всё вокруг, со вкусом, но словно вымерло). 

 Арина затаскивает меня на кухню и начинает суетиться, явно не зная, как мне угодить. Забавная. Ещё полчаса назад дулась, а теперь и не вспоминает об этом.

– Вот тут кофемашина, зёрна здесь, а чашки в шкафчике. Если нужен будет сахар...

– Я спрошу, – прерываю её суету. – Арин, давай договоримся здесь и сейчас: соберёшься выйти из дома – звонишь, а с остальным я как-нибудь сам.