Итак, братья Арсеньевы жили «обо двор» и жили дружно, как бы одним большим домом: и праздники общие, и гости, «громада людей», по выражению Андрея Тимофеевича, и все «в торжественном одеянии и убранстве». (Как выяснилось по приезде, Василий Васильевич «на утро был имяниник».)

За право «уложить ночевать» редкого гостя братья слегка посоперничали, но старший младшего переспорил. Так обрадовался бывшему однополчанину, что даже от запланированного развлечения – поездки на свадьбу к соседу – отписался с нарочным, сочинив с помощью Болотова «небывальщину». А поутру и Фома Хотяинцев заявился, и Дмитрий Васильевич показывал гостям разные достопамятные бумаги и «секретные инструкции», «с какими послан бывал от императрицы в разные места для исследования истины». Так разбеседовались, что еле к позднему именинному обеду поспели. Но и тут Андрей Тимофеевич от своих правил не отступил: именинные гости – за карты, а он все с тем же Фомою Хотяинцевым – за разговоры.

Всего этого Лермонтов в Луковицах уже не застал, но «сказок» о «недавней старине» и в детстве, и в отрочестве наслушался вдоволь, благо имел врожденную склонность «просиживать в мечтах о том, что было, мучительные ночи» («Сашка»).

Убеждена: если бы не история предков, глядевшая на Лермонтова-подростка из всех углов и закоулков прадедовского арсеньевского особняка, единственного в его жизни наследного родового жилища (все остальные – и в Тарханах, и в Кропотове – куплены уже готовыми), вряд ли б с таким личным акцентом, с такой лирической силой прозвучала бы эта тема, тема старинного дома, в самой таинственной из поэм Лермонтова – «Сказке для детей»:

Но, может быть, я слегка приукрашиваю историческое прошлое старших членов арсеньевского рода? Ничуть. Дмитрию Васильевичу, равно как и Василию Васильевичу, было о чем поведать любознательному Болотову. Их военная молодость прошла при дворе двух императриц. Вот что пишет все тот же Болотов все в тех же не замеченных лермонтоведами мемуарах: «В нашем полку был тогда адъютантом алексинский дворянин Дмитрий Васильевич Арсеньев, самый тот, который после дослужился до генеральского чина. Высокий его рост и красивый стан полюбился при дворе; его взяли от нас в лейб-компанию».

Несколькими годами позже в привилегированную «компанию», капитаном которой была сама «Елизавет-Петровна», и, видимо, не без братних хлопот, «взяли» и Василия Васильевича. А еще через какое-то время и, похоже, за те же самые качества – высокий рост и красивый стан – в лейб-компании очутился и другой прадед поэта, Алексей Емельянович Столыпин.

Придя к власти, Петр III лейб-компанию разогнал – кого в отставку, кого «по другим местам». Однако умная Екатерина по восшествии на престол решила не ссориться с «гренадерами», и братья Арсеньевы вернулись «к двору» – в гвардейский Преображенский (Петровский!) полк.

Алексей Емельянович Столыпин примеру однополчан не последовал. Осел в Пензе, женился, но о друзьях молодости не забывал, и как только старшая из дочерей, Лиза, заневестилась, просватал за одного из сыновей знакомого лейб-компанца.

Мемуары Болотова расшифровывают, наполняют живым смыслом и немую запись в метрической книге церкви Трех Святителей, что у Красных Ворот, от 11 октября 1814 года: «Октября 2-го… у… капитана Юрия Петровича Лермонтова родился сын Михаил… восприемником был господин коллежский асессор Фома Васильев Хотяинцев…»