– Боже милостивый, что здесь случилось? – спросил Крис у совершенно обескураженного доктора.

Мужчины, что они могут понять! Очевидно, Кэрри была глубоко оскорблена предложенными ее вниманию прелестными платьицами пастельных тонов. Малышовая одежда, вот почему. Но все остальное было велико, а ничего красного или фиолетового не было вообще – абсолютно не ее стиль!

– Посмотрите в отделе для детей двух-четырех лет, – предложила бессердечная крашеная блондинка с прической в виде стога сена, обольстительно улыбнувшись нашему доктору, отчего тот смутился.

Но Кэрри было восемь! Даже упоминание о «детях двух-четырех лет» явилось страшным оскорблением. Сморщившись и покраснев, она вопила:

– Я не буду носить малышовую одежду в школу! – Она уткнулась лицом в мое бедро, обхватила мои ноги. – Кэти, не заставляй меня носить голубые и розовые платьица для младенцев! Все будут смеяться! Будут, я знаю! Я хочу красное – не хочу малышовое!

Доктор Пол попытался ее утешить:

– Милая, я обожаю, когда голубоглазые блондинки одеваются в пастельные цвета. Почему ты не хочешь подождать немного, когда вырастешь и сможешь носить яркое?

Этой подслащенной пилюли упрямица Кэрри уже совсем не могла вынести. Она метнула на него свирепый взгляд, сжала кулачки, приготовилась топать ногами и уже набрала в грудь воздуха, чтобы проявить свои вокальные данные во всем блеске, как вдруг полная женщина средних лет, у которой, вероятно, была внучка, похожая на Кэрри, спокойно предложила сшить ей платья у портного. Кэрри заколебалась, переводя взгляд с меня на доктора, с доктора на Криса, потом на продавщицу.

– Прекрасное решение, – с явным облегчением радостно сказал доктор. – Я куплю швейную машинку, и Кэти сошьет тебе и фиолетовое, и красное, и ярко-синее, и ты будешь обшита.

– Не хочу быть обшита, хочу ярких цветов, – надулась Кэрри.

Меня не спрашивали, и я молчала, но я вообще-то танцовщица, а не портниха. Кэрри и сама понимала это.

– Кэти не умеет шить платья. Кэти ничего не умеет, кроме как танцевать.

Вот вам благодарность! Это я-то, которая научила их с Кори читать – с минимальной помощью Криса.

– Что с тобой случилось, Кэрри? – нахмурился Крис. – Ты ведешь себя как маленькая. Кэти сумеет сделать все, что захочет, запомни это!

Доктор с готовностью поддержал его. Я ничего не сказала, и мы купили электрическую швейную машинку.

– А пока давай купим розовое, голубое и желтое платья, ладно, Кэрри? – И доктор Пол поддразнил меня: – Пока Кэти не научилась шить. А как только научится, сэкономит мне кучу денег, обшивая и тебя, и себя.

Если не считать того, что мне предстояло научиться шить, небеса благоприятствовали нам в тот день. Мы возвращались домой нагруженные, мы похорошели, побывав в парикмахерской, каждый из нас сразу обулся в новые туфли с крепкими подошвами. Я получила первые в жизни туфли на высоких каблуках и дюжину пар нейлоновых чулок! Первые нейлоновые чулки, первый лифчик, и венчала все это целая сумка косметики. Я могла бы целую вечность выбирать себе косметику, а доктор стоял сзади и наблюдал за мной с чрезвычайно странным выражением лица. Крис ворчал, что мне не нужны румяна, не нужна губная помада, или тени, или тушь, или карандаш для глаз.

– Ты ничего не понимаешь в этом, – отвечала я ему с некоторым превосходством.

Я впервые в жизни предалась покупательскому разгулу, и, видит Бог, я хотела насладиться им в полной мере! Мне нужно было абсолютно все, что я видела на мамином сказочном туалетном столике, даже ее крем от морщин.

Не успели мы выйти из машины и разгрузить ее, как и Крис, и Кэрри, и я метнулись наверх померить обновки. Забавно, что раньше новая одежда доставалась нам гораздо легче и никогда не доставляла столько удовольствия, так как некому было в ней показаться. И все же я осталась верна себе: натянув синее бархатное платье с маленькими пуговками донизу, я вспомнила маму. Сколько иронии в том, что мне хочется плакать по маме, которой мы лишились, по маме, которую я решила ненавидеть до конца своих дней. Я села на край кровати и задумалась об этом. Мама дарила нам новую одежду, игрушки, книги, не чувствуя вины за то, что лишила нас нормального детства. Детства, которое уже не вернется. Потерянные годы, и Кори в могиле, ему не нужен новый костюм.