Подростком Леонард увлёкся гипнозом. Он приобрёл тоненькую, карманного формата книжечку анонимного автора с длинным названием «25 уроков гипнотизма: как стать высококлассным оператором», снабжённую экстравагантной аннотацией: «Самый совершенный, полный, легкодоступный и исчерпывающий КУРС в мире, охватывающий Науки Магнетического Целительства, Телепатии, Чтения Мыслей, Ясновидения, Месмеризма, Животного Магнетизма и Родственных Наук». На обложке, под рисунком, грубо изображавшим даму викторианской эпохи, на которую наводит чары всклокоченный усатый господин, Леонард чернилами написал своё имя, своим лучшим почерком, после чего приступил к изучению.

Оказалось, что Леонард обладает прирождённым талантом к месмеризму. Почти сразу же добившись успеха с домашними животными, он переключился на домочадцев – первым подопытным стала горничная. Следуя его указаниям, молодая женщина села на кожаный диван. Леонард придвинул себе стул и, как предписывалось в книге, медленно, мягким голосом велел ей расслабить мышцы и смотреть ему в глаза. Взяв карандаш, он стал медленно водить им у неё перед лицом, туда-сюда, туда-сюда, и сумел погрузить её в транс. Автор книги писал, что его учение надлежит использовать лишь в образовательных целях; пренебрегая этим указанием (а может быть, напротив, следуя ему), Леонард велел горничной раздеться.

Какой, должно быть, потрясающий это был момент для подростка, какой успешный сплав эзотерической премудрости и сексуального влечения – сидеть рядом с обнажённой женщиной, в собственном доме, и знать, что он сам устроил всё это, просто благодаря таланту, прилежанию, мастерству и силе воли. Вывести горничную из транса оказалось не так просто, и Леонард запаниковал. Он в ужасе воображал, что мать придёт домой и застанет их так – впрочем, это чувство надвигающейся катастрофы, отчаяния и беспомощности делало всю ситуацию ещё более леонард-коэновской.

Вторая глава этой книжки была написана словно нарочно для певца и артиста, которым позже станет Леонард. В ней автор учил избегать и тени легкомыслия: «Ваше лицо должно быть решительным, твёрдым и уверенным. Во всех своих действиях будьте спокойны. Пусть голос ваш становится всё тише и тише, пока не дойдёт почти до шёпота. Сделайте паузу. Поспешив, вы потерпите неудачу» [1].

Лет через пятнадцать Леонард так опишет этот эпизод в романе «Любимая игра»: «Ему ещё никогда не приходилось видеть женщину настолько обнажённой… Он одновременно был поражён, счастлив – и страшился всех духовных властителей этого мира, какие только есть во вселенной. Он сел, чтобы как следует всё рассмотреть. Он так давно ждал, когда увидит это. Увиденное не разочаровало его тогда и никогда не разочаровывало впредь» [2]. Хотя описанные чувства принадлежат вымышленному персонажу, трудно представить себе, чтобы они не были собственными чувствами Леонарда. Много лет спустя он повторит: «Думаю, мужчина никогда не может забыть первый раз, когда он увидел обнажённую женщину. Над ним стоит Ева – утро, капельки росы на коже. И я думаю, что это – главное содержание игры мужского воображения. Все печальные приключения в порнографии, в любви, в песнях – лишь ступени на пути к этому святому видению» [3]. Интересно, что горничная Коэнов играла на укулеле – этот инструмент в глазах персонажа романа превратился в лютню, а сама девушка, чего и следовало ожидать, в ангела. А всем известно, что обнажённый ангел держит ключи от портала в рай.

«Леонард постоянно жаловался на отсутствие девушек. На то, что не может найти девушку, – говорит скульптор Морт Розенгартен. – И его жалобы всегда были всерьёз». Розенгартен – самый давний друг Леонарда, послуживший прототипом Кранца, лучшего друга главного героя «Любимой игры». Он говорит слабым шёпотом, еле слышным на фоне гудения аппарата искусственной вентиляции лёгких: эмфизема. Он вспоминает: «Не забывайте, что в то время разделение по половому признаку было очень сильным. В школе мальчики занимали одну часть здания, а девочки – другую, и между нами не было никаких контактов, а так как своим поведением мы выбивались из общества наших сверстников в Уэстмаунте, то соседки с нами тоже не общались – у них была своя дорога. С моей точки зрения, Леонарду повезло: он что-то знал и понимал про женщин, потому что жил в женском доме – с матерью и сестрой, Эстер. А я совсем ничего не знал о женщинах: у меня был только брат, а мама секретов своего пола не выдавала. В общем, нам оставалось только ныть и жаловаться».