— Ты доигралась, курва.

Мужик поднял взгляд на своих спутников. Те с гнусными ухмылками на лицах потешались над разыгравшимся зрелищем — не ждали они, что боярыня эдакой вертлявкой неугомонной окажется — и зло приказал:

— Взять ее выродка!

Один из головорезов повернулся в сторону девчонки, с ужасом застывшей среди деревьев в паре саженей[1] от них, наклонился и, осклабившись, издевательски протянул:

— Цыпа-цыпа-цыпа, — так, словно приманивал курицу.

Девочка бросила на мать испуганный взгляд и, увидев в ее глазах немой приказ, развернулась и изо всех сил ринулась в лес.

— Поймайте ее, недоумки! — раздраженно крикнул рыжеволосый, все еще прижимая пойманную женщину к мокрой от дождя земле. Его спутники, следуя приказу, бросились вдогонку убегающему ребенку.

Далеко ли успеет убежать девятилетняя девочка по ночному лесу от четверых натасканных громил? Вот и женщина осознавала, что нет. Понимая, что выбора у нее уже не осталось, и единственное, что она может, нет, обязана сделать…

— Эштихар! — жестко бросила она, наполняя силой каждой звук. И тут же почувствовала свободу.

Мужика резко отшвырнуло назад. Приподнявшись, она обернулась на него и, раздосадовано выругавшись, мгновенно встала на ноги. Слишком слабо. Этот урод отлетел всего на пару саженей. Единственным ее преимуществом теперь стала его временная растерянность. Да и та случилась лишь от того, что он никак не мог ожидать ничего подобного.

Подкованность и выдержка закаленного головореза давали о себе знать. Он собрался в считанные секунды и уже вставал, подняв на нее свой тяжелый убийственный взгляд.

Не теряя ни секунды, женщина бросилась в сторону оседланных лошадей, спокойно пощипывающих в стороне траву, и бесстыже — не до приличий уж сейчас было, задрав свое длинное платье к бедрам, вскочила в седло ближайшего коня и поддала шенкелей, пуская его в галоп.

Мужик зло дернул верхней губой и выругался. Он был лучшим из псов, и еще ни одна заказанная ему жертва не уходила от него так легко. Одно его смазанное движение, и по богато расшитому зеленому платью поползло багряное пятно.

Беглянка резко выдохнула и, коротко глянув на рану, с трудом сдержалась, чтобы не зажать кровоточащий бок — изнутри торчала круглая пластина о трех лепестках, глубоко вошедшая в плоть тончайшими лезвиями.

— Умила! — хрипло прокричала она, нагоняя дочь и виляя меж взъяренными мужиками, не ожидавшими от мелкой девчонки такой прыти.

Девочка бросилась в сторону матери, и та, наклонившись на полном скаку, быстро подхватила дочь, сразу прижав к лошадиному боку и даже не пытаясь поднять в седло. Слишком мало времени. Слишком мало сил…

— Помни, что ты мне обещала. Чтобы ни случилось… — напомнила она перепуганной дочери, мертвой хваткой вцепившейся в луку седла.

Женщина закрыла глаза, глубоко вдохнула и, молясь, чтобы оставшихся крох силы хватило, прокричала:

— Ан шерриен ис Ведагора!

На груди у нее нагрелся укрытый от чужих глаз кулон. Ослепляя преследователей, темный лес осветила яркая вспышка, заполняя голубоватым светом все пространство.

И, часто дыша, девушка наконец проснулась, сжимая кулаки на мокрой от слез подушке.

***

Ночь выдалась дождливой. Сверкало и гремело так, словно Боги устроили состязания, пустив по небу сотню колесниц.

Вспышка. Удар. Грохот. Вспышка. Удар. Грохот. По угольно-черным небесам извилистой веткой разлилась очередная молния, на мгновенье прогнав ночную тьму и запустив новую череду ударов.

За околицей небольшой деревушки, на берегу бушующей реки стоял добротный бревенчатый дом, окруженный высокими соснами и густым подлеском. В соседнем старенькому хлеву, уткнувшись мордой в свежую кучку душистого разнотравья, притих и навострил уши молодой конь — пятилетка серого в яблоках[2] окраса. После очередного взрыва небес в смежном деннике[3] тихо всхрапнула пегая кобылка, да раздалось сонное подвывание старого рыжего пса, который укрылся от непогоды среди оставшихся с зимовки тюков сена, положив седеющую морду меж тяжелых мокрых лап. Лишь козу, мирно спавшую в углу на соломенной подстилке, не волновали ни стук дождя, ни громогласные раскаты грома.