И бросился бежать со всех ног, уронив остатки гамбургера, потеряв остатки самообладания. Люди шарахались с моего пути. Слишком много повозок на улицах, машина никогда не догонит бегущего человека, если тот выберет правильный путь. Машина застрянет среди других таких же, не успеет развернуться, у меня есть отличный шанс…

Я услышал шаги за спиной, тяжелые, не как у Герды. В следующий миг серый неопрятный асфальт бросился мне в лицо, но я не упал, нет. Я продолжал бежать… как-то странно чувствуя свое тело. Будто я стал ниже ростом, и бежал на четвереньках, и был босым – босые ладони, босые пятки… Ладони?!

Перед глазами мелькнули мои руки. Они были покрыты рыжей и черной шерстью, а вместо пальцев оказались подушечки лап. Я почувствовал кожаный ремень на шее. Завертелся на месте и увидел, что за мной тянется поводок, и на конце его привязано устройство, похожее на катушку для удочки. И в тот самый момент, когда я на него смотрел, на поводок наступила нога в блестящем коричневом ботинке.

Ошейник впился в горло. Я рванулся раз и другой – напрасно; я попытался позвать на помощь, но изо рта вырвался противный, визгливый лай. Все люди вокруг посмотрели сверху вниз, с любопытством и осуждением.

– Плохая собака, – сказал знакомый голос. – Ну-ка пошли.

Я прыгнул на моего мучителя, подскочил как можно выше и вцепился зубами в руку, держащую поводок.

В клетке-коробке, куда меня водворили, дверца была забрана решеткой и заперта, и до замка я дотянуться не мог. Да и как бы я отпер замок – лапами?! Даже в тюремной камере мне не было так плохо.

Я забился подальше от дверцы, лег на пол и закрыл глаза, чтобы не видеть ничего снаружи, впрочем, там ничего и не происходило: сперва можно было разглядеть спинку сиденья в машине, потом уже знакомый двор, потом стену какого-то сарая. «Собаки не творят магии, – сказал мой работорговец. – В этом облике тебе безопасно, Леон. Согласись, что ты виноват сам».

Пить хотелось так, что язык вываливался почти до пола. Во рту все еще стоял отвратительный вкус крови. Кусать этого человека было сущим безумием; я лежал, закрыв глаза, и тратил все силы на то, чтобы не заскулить, а скулеж все равно вырывался, стоило хоть немного отвлечься.

Потом послышались шаги. Открылась решетчатая дверца (я съежился). Чьи-то руки поставили у выхода миску с водой. Руки я узнал.

– Попей, – тихо сказала Герда.

Я не двинулся с места.

– Леон, ну я же просила, – ее голос дрогнул. – Так трудно было послушаться?

Я плотнее вжался в стенку, противоположную от дверцы.

– Ваши порталы не пробивают между мирами, – сказала она после паузы. – Спросил бы – я бы ответила. Там совсем другой механизм перехода… Ты же маг, как ты мог быть таким дураком?!

Собаки не творят магии, мог бы я сообщить Герде, если бы не был лишен человеческой речи.

«Я отдам тебя в приют, – сказал мой несостоявшийся учитель, перетягивая руку жгутом из аптечки. – Там тебя выхолостят и подберут новых хозяев. И раз навсегда разучат кусаться».

При одном воспоминании об этих словах у меня хвост прилип к животу. Тем более в присутствии Герды.

Она склонилась и заглянула в мою темницу. Я на секунду поймал ее взгляд, а потом закрыл глаза теперь уже лапой, и через минуту услышал, как она уходит.

Вода имела запах – влага и немножко химия. Собачий нюх был непривычен и скорее мучил, чем радовал. Я подумал, что на время предоставлен сам себе, что могу доползти до миски и хотя бы напиться. Смыть с зубов отвратительный привкус крови. Но когда я почти решился – снова зазвучали шаги, и я снова их узнал.