В итоге я даже ни разу не целовалась.

О чем собственно ни разу не жалею. Не о чем и не о ком.

А Матвей… Матвей симпатичен. Для гея. Интересно, правда гей, или мне наврали?

— И когда начнется это… — не зная, как назвать «это», просто развела руками.

— Прямо сейчас.

— В смысле? — заморгав и начав метаться взглядом от папы к Матвею, недоуменно уточнила: — То есть он будет сидеть в палате весь день?

— Да. И всю ночь.

— Э… а ему скучно не будет?

— Нет. — позволив себе кривую усмешку, отец так же, как и я перевел взгляд на абсолютно спокойного Матвея, всё это время рассматривающего то меня, то палату и её содержимое. — Он прошел специализированное обучение и для него это не составит труда. Ты ведь знаешь, что я предпочитаю всё самое лучшее…

О, да. Если были варианты — папа всегда выбирал только самое лучшее. Не всегда это было самым дорогим, но вот лучшим было однозначно.

— А я? Ты подумал обо мне?

— О тебе я думаю последние девятнадцать лет. — сухо отрезав, папочка грозно нахмурил брови, что означало окончание спора. — Это самый щадящий из всех продуманных мною вариантов. Будешь взбрыкивать — запру в подвале до тех пор, пока не минет угроза.

Скрип моих зубов наверное был слышен даже в коридоре. Он мог.

— Не упрямься. Это всё ради тебя. Кстати, насколько знаю, Матвей так же, как и ты, любит читать. Поболтаете о своем… — язвительный смешок, — о девичьем. Да, кстати, выпишут тебя уже завтра. Я разговаривал с врачом — все повреждения уже не представляют опасности, так что путь ты перенесешь нормально.

— Путь?

— Да. Душевное равновесие и физическое здоровье ты отправишься поправлять как можно дальше отсюда, потому что здесь… — многозначительный взгляд мне четко в глаза и явно злорадное окончание, — совсем скоро будет шумно.

— А насколько далеко?

— Очень далеко.

— А поточнее?

— Узнаешь на месте. — проявив свойственное ему упрямство, папочка видимо решил, что на этом лимит информации на сегодня исчерпан и даже не поцеловав как обычно на прощание, просто махнул рукой в сторону Матвея. — Знакомься, общайся, ругайся, игнорируй, но даже не вздумай сбежать. Огорчусь.

Мда.

Несколько секунд посверлив взглядом закрывшуюся за папочкой дверь, шумно вздохнула. Огорчать папу вредно. Раньше он просто урезал мне карманные расходы, но что будет в этот раз, я даже не бралась предположить. Хотя он озвучил. Подвал. Подвал у нас на даче конечно комфортный, но я уже не уверена, что он имел в виду именно его.

— Матвей, а ты совсем-совсем гей?

— Это как? — наконец устроившись на стуле у окна, мужчина взглянул на меня самым обычным взглядом. Не таким, каким смотрели папины сотрудники. Не подобострастным. Не игнорирующим. Не свысока. Не лебезящим. А таким… как Мария Александровна. Как врач на пациента.

— Женщины тебя не интересуют вообще?

— Верно.

— А почему?

Усмехнувшись краешком губ, Матвей посмотрел на меня, как на ребенка, которому необходимо объяснить прописную истину.

— Считай, что я родился не в том теле.

— А у тебя есть любимый?

— Нет. У меня был друг, но прошло уже больше года, как мы расстались.

— А почему?

— Всё банально, он нашел того, кого полюбил.

— А тебя он не любил?

— Видимо недостаточно.

— А ты? Ты его любил?

— Арина, тебе не кажется, что ты задаешь слишком личные вопросы?

— Но ты же отвечаешь. — позволив себе такую же косую усмешку, пожала плечами. — Как думаешь, это надолго? Ну, твое тело-охранение меня.

— Не меньше, чем на месяц. Но я склоняюсь к полугоду. Граф не всесилен, хотя и может очень многое.

— А у тебя есть титул?

— Нет.

— А сколько у тебя лент? — увидев явное непонимание в его глазах, я тут же поправилась. — Ну, бэлт. Бэлтов? Как правильно?